Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давно я тут? Где Крас и Винченцо?!
— Три дня. — Спокойно ответил Ахмед, осматривая плечо и чему-то хмыкая. — Поразительно… просто поразительно! Ах да, твои спутники сейчас спят. Стража, рыщущая по всему городу в поисках тебя, сюда не сунулась. Я слишком уважаем, да и протекторат халифа.
— А как я здесь оказался?
— Парень и ребёнок притащили. Выглядел ты очень плохо. Плечо раздроблено, открытый перелом на руке, растяжения. Однако смотрите… целёхонек!
— Спасибо… — Пробормотал Орландо. — Ваше умение врача удивительно!
— Да, я поразителен. — Сказал старец, довольно кивая. — Только я к тебе и прикоснуться не успел.
Ночью в поместье двое янычар под руки привели старуху. Согбенна и закутанная в чёрное, она едва передвигает ноги. Седые космы опускаются до пояса, обрамляют сморщенное лицо, покрытое тёмными бляшками. Один глаз выбелен годами и похож на шарик мела, пронизанный красными жилками. На подходе к ступеням она задёргала носом, попыталась упереться ногами, но янычары потащили вверх, не заметив сопротивления.
Старуха запричитала, брызжа слюной на подбородок, но подчинилась. На первом этаже её поставили у стола, за которым при свете свечей сидит Орландо и Ахмед-эль-Хазред. Врач скривился при виде ведьмы, демонстративно сложил руки на груди. Парень поднялся навстречу, янычары молча отступили и, развернувшись на месте, вышли на улицу закрыв двери.
— Зачем вам старая Гузэйль? — Прошепелявила старуха, не спуская глаза с приближающегося франка.
— Скажи, добрая женщина, — тихо сказал Орландо, останавливаясь перед ней, — чем от меня пахнет?
Ведьма мелко затряслась, задрала голову и тени исказили лицо в жуткую деревянную маску. Потянула носом и замотала головой.
— Ничем… вы хорошо пахнете… господин.
— Говори.
— К-кровью Бога… смертью… и сталью… господин. Старшей Дочерью и… не знаю…
— Тебе знакомы эти запахи?
— Да, господин… я слышала их раньше…
— Выходит ты очень стара.
— Даже слишком. — Буркнул Ахмед. — Я был молокососом, когда она уже была такой. Мой дед говорил, что и он ни разу не видел её молодой, как и его дед.
— Значит, она может нам помочь. — Подытожил Орландо, опускаясь на корточки и заглядывая в зрячий глаз. — Ты знаешь, что это такое?
Он поднял руку с тремя кольцами и медленно повернул, позволяя рассмотреть горящие в металле символы. Старуха отшатнулась с перекошенным от ужаса лицом, закрылась руками. На мгновение Орландо показалось, что она схватится за сердце и упадёт мёртвой.
— Сализ ибн Ахмад! — Выкрикнула ведьма. — Царь Корз-Гатора! Пощади! Я не… я не почувствовала вашего освобождения, Владыка! Неужели последние часы этого мира настали?!
Она плюхнулась на колени и склонилась, протягивая руки к Орландо. Мечник закатил глаза и сказала, махнув рукой:
— Я не он. Успокойся. Древний упырь спит под песками.
— Но откуда… откуда у тебя эти кольца?!
Ведьма отняла лицо от пола и воззрилась с искренним удивлением, будто нашла золотой в куче мусора. Орландо отмахнулся:
— Он мне их отдал, вместе с рукой, извиняясь.
Старуха дёрнулась, глаза полезли из орбит, как у жабы под сапогом. Лицо залила синюшная бледность, а губы мелко трясутся.
— Так ты знаешь, что это за кольца?
— Я читала… — Пролепетала ведьма одними губами. — Когда была молода, в старых книгах.
— Говори, что они делают?
— Это кольца жизни, господин. Всего их пять. Три на правой, два на левой. Ваши могут заживить любую рану, даже если вас посечь сотней сабель, наутро будете живы и целы! Однако…
Старуха запнулась, опустила взгляд в пол и оглянулась на двери. Окна за её спиной распахнуты и широкие занавески реют по сквозняку как саванны. Листы пергамента на колоннах в неверном свете свечей похожи на чешую. Орландо проследил за взглядом, но увидел только краешек луны, заглядывающий в левое окно.
— Однако?
— Кольца не всесильны… отрубленная голова не прирастёт, а тело не отрастит замену. Два кольца с левой могут исцелять болезни, но не проклятья. А ещё им нужна плата…
— Кровь? — Полюбопытствовал Ахмед, навостривший уши на словах про заживление любой раны.
— Нет. Сама жизнь! Кольца забирают время, оставшееся владельцу. В хрониках писали, что Сализ ибн Ахмад, в бытность простым человеком, после одной битвы из двадцатилетнего юноши превратился в сорокалетнего мужа!
— Занятно… — Пробормотал Орландо, покручивая среднее кольцо. — Как их снять?
— Отрезав руку, Господин.
— Другие способы есть?
— Я не знаю… это выше моих познаний, простите. Спросите у пустынных аскетов или… ищите джина.
* * *
Когда ведьму увели, Ахмед самолично налил Орландо травяной чай. Парень отхлебнул, не отводя взгляд от колец. Днём пытался их снять, но металл будто прикипел к плоти. В голове прокручиваются все раны, полученные с момента надевания колец. Все зажили быстрее обычного в разы, даже шрамов не оставили… Сколько жизни потеряно?
Раздроблённое плечо по ощущениям, забрало пару лет.
— Кому суждено быть повешенным — не утонет. — Пробормотал парень, отхлёбывая чай.
— Плохое утешение. — Заметил Ахмед.
— Других у меня нет.
— Почему же? Только скажи и руку живо ампутирую. Быстро и без боли, почти. А к культяпке можем приделать вот такой клинок! Меч и правда будет продолжением руки!
Орландо поднял на врача тяжёлый взгляд и тот умолк.
— Лучше скажи, что за пустынные аскеты?
— Святые люди, ушедшие в пустыню от мирского. Сидят там годами, преисполняются мудрости и познания, да едят акрид с мёдом.
— Что это ещё такое, акриды?
— Саранча. Так себе питание скажу я.
— И как мне их найти?
— А вот этого, я не знаю.
Орландо разбудили шаги в коридоре, сопровождаемые звуком будто по полу волокут мешок с мясом. А ещё, явственное чужое присутствие. Парень обратился в слух, не открывая глаз. Ветер колышет занавески, ткань трётся о ткань, снаружи доносятся обрывки разговоров десятка человек. В коридоре по меньшей мере девять мужчин, столько и на первом этаже…
— Хватит притворяться, я же вижу, что ты проснулся.
Сухой голос стеганул по ушам и Орландо распахнул глаза, ухватил шпагу… ладонь сжала воздух. Говоривший, низкая фигура между ложем и дверью, тихо засмеялся и поднял клинок за ножны. Свет луны, пробивающийся через полупрозрачные шторы, осветил тонкие пальцы, обтянутые загрубевшей кожей и часть предплечья. Оставив лицо в густой тени.