Предвкушая, я охотно следовала за ней, не задавая вопросов, пока не поняла, что она идёт к персиковому дереву, оставленному мати без присмотра.

— Погоди, Чили. Слышишь? Стой. — Я схватила её за руку, но она даже не обернулась. — Что ты собираешься сделать? Эй!

Она решила отомстить мне, жестоко подставив перед Имбирь?

— Это ведь всё из-за неё, — рассудила Чили. — Ты боишься уйти со мной, потому что эта сука избила тебя однажды, просто заподозрив в побеге. А у меня не было силы защитить тебя в тот момент. Но теперь ты не должна бояться этой женщины, Ива. Тебе пора освободиться от её удушающего влияния. Это будет первым шагом.

— Хватит! Это не смешно!

— Похоже, что я шучу?

— Это же святое, Чили! Это её единая! Не подходи к ней!

— Однажды ты сказала, что этот мир — мой дом, а вы в нём гости. Но почему-то именно гости командуют мной и всё на свете запрещают. Мне запрещает мать, запрещает Мята, а теперь и ты тоже.

Перепуганная, я отпустила её руку и потянула за многострадальные волосы.

— Ну ничего себе! Что дальше? Подожжёшь их?! — прошипела Чили, только теперь показывая, насколько взбешена разговором со мной. Моим непониманием. Тем, что я не даю ей желаемое. И речь не о персиках.

До дерева оставались считанные шаги, а моя убедительность была на нуле, поэтому я села на землю и скрестила руки на груди.

— Придётся обрезать волосы, чтобы добраться до этого дерева, Чили.

— Вот как?

— Реши, что для тебя важнее. Я или эти, чтоб их, персики!

Улыбнувшись моей наивности, она подошла и с легкостью подняла меня с земли, закидывая себе на плечо. Я вскрикнула, потрясённая. Принимая как данность свою слабость, я даже не представляла, насколько Чили стала сильнее.

— Нет, не делай этого, — умоляла я, отчаявшись. — Никто здесь ничего не берёт силой. Остановись! Мне больно. Ты пугаешь меня. Ты ведёшь себя как…

— Как мужчина. Дошло наконец?

— Прекрати! Слышишь? Иначе я расстанусь с тобой! Я не прощу тебе этого! — Я набрала в грудь воздуха побольше. — Никогда не прощу!

Чили даже не замедлилась, хотя это был самый верный, болезненный удар, какой я только могла нанести. Сопротивляться дальше было бессмысленно. Я не видела, но почувствовала как она, остановившись под деревом, выбирает самый лучший плод. После чего срывает его и тут же впивается зубами. В её горле зародился стон.

— Ого. Обожаю персики, но это просто… Не знаю, месть или запрет сделали его таким сладким. Как думаешь?

Чувствуя себя идиоткой, я бросила:

— У Виолы спроси!

Я была готова к последствиям. Чили обещала распрощаться со мной, если я ещё раз упомяну её. Но вместо этого Солнце тихо протянула:

— Почему бы и нет. Раз уж мы решили сегодня избавиться от всех страхов.

Неторопливо вкушая лакомство, она пошла прочь от дерева, меня, как видно, собираясь оставить на десерт.

— Хочешь попробовать, Ива?

— Нет!

— Почему ты так раскапризничалась? Это ведь не единственный плод, который тебе доведётся вкусить вместе со мной против воли твоей мати.

— Я собиралась вместе с тобой стать отшельницей, а не отступницей!

— В этом нет ничего плохого.

— Ты сама сказала, что это нарушение запрета и месть!

— Да, но по сравнению с тем, что вас ждёт, если вы продолжите в том же духе, это просто шалость.

— О чём ты?!

— Думаешь, так будет вечно? Ваше презрение, моё смирение, твоё непонимание? — Чили мрачно усмехнулась. — Ещё не так давно мне хотелось, чтобы меня просто оставили в покое, а теперь я страдаю от одиночества, когда ты просто отворачиваешься от меня. Ещё не так давно меня заставили поклясться, что я не трону тебя, а теперь я только об этом и думаю. Но знаешь, чего мне хочется больше всего? Чтобы ты открыла глаза и признала, что я — мужчина и я — твой. Открой глаза, Ива. — Она внезапно остановилась и поставила меня на землю. — Открой. Серьёзно, посмотри на это.

Её голос изменился, она заговорила полушёпотом, и я неохотно подчинилась. Мы стояли за кустами жасмина, а неподалёку шумел фонтан, в котором плескались две подруги. Не такая уж необычная картина, но Чили поразило не это. Они целовали друг друга в губы, но совсем не так, как это делали мы — быстро, осторожно и по-детски. В их прикосновениях была страсть, нетерпение и жадность. А ещё очевидный навык: они знали, как доставить друг другу удовольствие.

— Ты видела уже нечто подобное? — спросила она, следя за ними.

— Нет. А ты?

— Да. В купальнях.

— Тебе же запрещено туда заходить!

— Но кто запретит мне подглядывать?

— Или есть чужие персики, да, Чили?

— Ну прости. — Когда я обиженно отвернулась, она обхватила мой подбородок, заставляя смотреть на неё. Наклонившись ещё ниже, Чили предложила, как некогда предлагала персик: — Хочешь попробовать?

Как быстро у неё поменялось настроение, надо же.

Не дожидаясь ответа, она прикоснулась к моим губам. Прижалась надолго, пока я, задержав дыхание, смотрела на неё.

— Не сжимай их так, — попросила она. — Расслабься.

Я всё ещё была зла на её выходку, поэтому не собиралась подчиняться… но когда Чили невесомо потёрлась об мои губы, мне просто сразил контраст её грубой силы и нежности. Обхватив мою шею, она крепко удерживала меня и так осторожно ласкала мои губы своими. По чувствительной тонкой коже скользило её неровное дыхание, а следом робкое прикосновение языка… Лизнув мою нижнюю губу, она её медленно пососала.

То ли желая наказать, то ли требуя большего, я сжала зубы, кусая её в ответ.

Чили дёрнулась назад.

— Это ещё что за?!.

— Ты такая вкусная, что я не удержалась, — избаловано выдала я, приподнимаясь и притягивая её к себе, чтобы пожалеть. — Больно?

— Нет. — Когда я подалась вперёд, прижимаясь к её рту, она простонала. — Нет, но не кусайся больше. Хорошо?

Когда я пообещала, Чили толкнулась между моих губ языком, горячо и влажно… Это проникновение заставило меня сжаться внизу, между бёдер. Чили ещё даже не прикоснулась ко мне там, но этот «цветок» с некоторых пор одинаково реагировал на любое её внимание ко мне. На слова. Даже на взгляд.

Мы обе задрожали, потрясённые этим новым способом демонстрировать своё единство. Отстраняясь, чтобы отдышаться, мы сплетались снова, подключая к этому поцелую всё тело: гладя, прижимаясь, стягивая одежду.

— Ты прощаешь меня? — спросила Чили, её шёпот обжигал мои припухшие губы.

— Да.

— Скажи, что прощаешь.

— Чили, я люблю тебя, нет ничего, что я не смогла бы тебе простить.

— Ты