– Спасибо, – сказала я, – но я привыкла сама решать свои проблемы.

– О боже! Извини. Я вел себя как болван. Но мне показалось, что тебе нужна поддержка. Я пытался помочь.

– Занимайся своим делом, – сказала я и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

После захода солнца надо было возвращаться в поселение. Песчаная котловина излучала персиковый свет, который, казалось, исходит от земли, а не от неба. Ветра не было, в воздухе стоял запах земли и дыма. Издалека лагерь казался таким спокойным: пастух загонял коз под навес, мужчина ехал на ослике – слишком крупный для такого маленького животного: его ноги почти волочились по земле. По равнине, покачиваясь, шел верблюд, его длинная шея подрагивала при каждом шаге. Из лагеря доносились крики, детский смех, блеяние коз. Я снова перенеслась на четыре года назад, и долина наполнилась стонами умирающих. За четыре года мы проделали такую работу! Кормили беженцев, строили хижины, организовывали школы, делали прививки. Мы делали все, чтобы принести счастье в эту долину. Наверху, на розовеющем небе, словно грозное предзнаменование, сгущалась темная туча. Впервые я приехала в Сафилу в это же время дня, на закате. Это было в ноябре 1985 года. Торопливая благотворительная миссия с книгами сэра Уильяма. Это было похоже на туристическую поездку: из аэропорта меня отвезли в отель с кондиционером, потом на экскурсию – посмотреть достопримечательности. Тогда здесь еще не было хижин. Беженцы жили в палатках, которые на время дождя накрывали белым пластиком. В складки забивался песок. Издалека это выглядело чудесно. Помню, что, впервые увидев Сафилу, я подумала: какая красота! Я была счастлива, что я в Африке, далеко от дома.

– Я влюблен в тебя, но не люблю тебя.

– Но ты же говорил, что любишь меня.

– Ты мне нравишься.

– Это не одно и то же.

– Это все равно любовь.

– Значит, ты влюбился в меня, но не полюбил, то есть пока ты влюблялся, ты вроде как отклонился от курса и причалил в другом месте?

– Рози, прекрати говорить глупости...

Мы с Оливером снова играли в до боли знакомую игру: он пятился, изворачивался и хитрил, держал свои изменчивые чувства, как приманку, у меня над головой, потом позволял мне почти дотронуться до приманки рукой – и быстро отнимал, так, что я даже не успевала опомниться. Я не понимала, зачем мне все это. Я будто пыталась сдать какой-то экзамен. Как будто его чувства могли как-то повлиять на мое представление о самой себе. Как будто любовь – это вознаграждение за приложенные усилия. Если бы я точно следовала всем инструкциям во всех ежемесячных глянцевых журналах – питалась бы только сырыми овощами и блюдами на пару, избавилась от целлюлита, носила бы платья от Николь Фархи, умела бы готовить домашнюю лапшу, тренировала интимные мышцы, не давила на него, всегда бы поддерживала его и при этом оставалась самодостаточной личностью, продвигалась бы по карьерной лестнице и не становилась карьеристкой, красила ресницы в салоне, прочитала бы все существующие книги по кубизму и использовала в сексуальных играх наряд строгой кондукторши автобуса, – Оливер решил бы, что любит меня, а не просто влюблен, даже если бы раньше не подозревал об этом. Но все не так просто – иначе все мужчины влюблялись бы исключительно в девушек с рекламы спортивных машин с откидным верхом.

Мы начали ссориться и выяснять отношения, когда собирались на обед для избранных, который устраивал Джулиан Алман. Это был наш излюбленный способ заставить друг друга почувствовать себя несчастными. Я всегда была зачинщиком ссоры – в основном потому, что Оливер своим поведением вызывал у меня ужасную неуверенность в себе. Если слишком часто выяснять отношения, это входит в привычку. К сожалению, женщины от природы наделены врожденной непреодолимой тягой к выяснению отношений, и почему-то им хочется устраивать скандалы именно тогда, когда оба партнера куда-нибудь опаздывают.

Поскольку на любовном фронте мы зашли в тупик, Оливер решил пройтись по поводу моего внешнего вида, и в частности – моего сегодняшнего платья. Оливеру не нравилось, как я одеваюсь. Он никогда не говорил этого прямо, но все и так было понятно. У Оливера был безупречный вкус и куча денег. Я всегда мучилась сомнениями, что надеть по тому или иному случаю, но особенно не забивала себе голову. Подумаешь – я не умею одеваться; я примирилась с этим, как люди смиряются с лишним весом. Но с тех пор как я познакомилась с Оливером, каждая наша встреча означала придирки, издевательства и испорченное настроение. Он решил помочь мне и купил маленькое черное платье от Алайа, чтобы я стала более-менее похожа на всех других женщин, которые посещали те же приемы. И хотя сегодня нам предстоял всего лишь неформальный воскресный обед, я на всякий случай втиснулась в корсет от Алайа.

– Скажи, я толстая? – спросила я. Он вздохнул.

– Нет.

Я забралась на стул и внимательно осмотрела свой живот в зеркале туалетного столика на предмет воображаемых складок.

– Ты не толстая! – прорычал он сквозь зубы, когда я повернулась, чтобы получше рассмотреть себя сзади.

Что случилось с женщинами моего поколения? С какой стати мы должны быть обречены всю жизнь мечтать похудеть на пять килограммов? Я не страдала анорексией, булимией или еще какой-нибудь патологией, но все равно каждый раз после еды испытывала чувство вины. Я думала, что еда – это проявление слабости. Забавно вспоминать об этом сейчас.

В машине, обиженные и измученные, как непримиримые враги из древних легенд, мы перешли к поводу для ссор номер четыре – к моей поездке в Африку. С каждым днем Оливер делал меня все более и более несчастной, и с каждым днем мое желание уехать в Африку росло. Соответственно росла и его решимость остановить меня. Тогда я не могла понять, зачем он это делает. Позже я догадалась, что он просто не хотел отпускать меня на две недели.

Хотя Оливер не мог определиться, любит ли он меня или влюблен, независимо от того, что происходило у него в голове, он бешено ревновал меня – и ко всем другим мужчинам на свете, и к моему свободному времени. Но главная причина его нежелания отпускать меня заключалась в том, что ему очень хотелось, чтобы все оставалось как есть, – чтобы все мое существование зависело от него, вращалось вокруг него, а моя собственная жизнь не имела бы особого значения. Он почуял, что, если я уеду в Африку, он перестанет быть центром вселенной, и вселенная рухнет. И его предчувствия оправдались.

Скандал разразился в машине. У всех пар бывают ссоры. Влюбленные ссорятся, потому что один из них опоздал, или напился, или устал, или сыт по горло, или флиртовал на вечеринке. Но такие ссоры – обычное дело. А Оливер был настолько умен, изощрен в средствах и жесток, что после каждой нашей ссоры я чувствовала себя уничтоженной, будто мое существо и все, во что я верила, затоптали в грязь. Мне хотелось записать эти ссоры на пленку и проиграть их своим знакомым, чтобы доказать, что я не сумасшедшая. Во время ссоры он наводил на меня какой-то панический ужас. Когда мы приехали к Джулиану, я сидела вцепившись в сиденье, уставившись в одну точку и не произнося ни слова, надеясь, что он просто уйдет.