Я промолчала.

– Ты не согласна? Разве после того, как ты впервые приехала из Африки, твоя жизнь не изменились?

– В чем-то, наверное, да, – сказала я. – Но по большому счету люди всегда остаются такими, какие они есть.

Шум моторов затих, а мы еще долго смотрели вслед удалявшимся фарам. Бетти, Генри, Шарон и я стояли и смотрели на огни, не имея понятия, что делать дальше. Я не могла представить себе Сафилу без Мухаммеда. Он решил поехать с ними.

– Дорогие мои, хочу поделиться с вами чудесными новостями, – сказала Бетти.

Глубоко погруженные в размышления, мы не сразу пришли в себя.

– В чем дело, клюшка Бетс? – спохватился Генри. – Только не говори, что ты тоже решила усыновить близнецов.

– Нет, дурачок, – Бетти кокетливо взмахнула ресницами. – Помните Роя, звукооператора?

– Того, с которым ты болтала у фургончика? – спросила Шарон.

– Милый парнишка, – сказал Генри. – Занудный до безобразия, но в общем и целом просто очаровашка.

– Он попросил моей руки.

– Это же замечательно, – сказала я.

– Не хочу портить вам праздник, – вмешался Генри. – Это, конечно, чудесно, безумно рад за тебя. Но ты же уже замужем, балда!

– О да, конечно, я знаю. Но как только здесь все уладится, доктор О'Рурк займет место главного врача, а я вернусь в Англию и подам на развод. И мы с Роем начнем новую жизнь.

– Кто это там? – сказал Генри. К нам, хромая, приближался человек в белой джеллабе.

– Мухаммед, это ты? – крикнула я.

– Нет, это его призрак, – раздался знакомый голос.

– Ты же уехал в Лондон, выступать от лица своего народа.

Он ковылял нам навстречу, опираясь о посох.

– Я решил, что здесь моему народу от меня больше пользы, – произнес он, тяжело дыша. – Мы должны бороться изнутри, добиться разрешения заниматься сельским хозяйством, потребовать, чтобы продовольствие хранилось на складах в горах, чтобы, когда катастрофа нагрянет снова, нам не нужно было покидать наши дома.

– Черт побери, Мухаммед, – сказал Генри, – тебя нужно при жизни в святые возвести. Отказаться от славы и успеха ради борьбы за право выращивать помидоры.

– Мелочность и непочтительность твоей натуры всегда вызывали у меня отвращение, – сказал Мухаммед, присоединившись к нам и положив руку Генри на плечо.

Все отправились в лагерь, а я вернулась на плато за О'Рурком. Когда я добралась до конца каменного коридора и выехала на площадку, из-за гор выглянула луна, освещая плато бледным светом. Умерших все так же носили на руках к месту захоронения. Тела лежали в ряд, мужчины копали могилы. В отделении для тяжелых больных горела лампа. О'Рурк все еще работал. Я подошла к нему.

– Ты скоро заканчиваешь?

– Заканчиваю? – У него слипались глаза.

– Пойдем. Тебе надо поспать. Продолжишь завтра утром.

Я позволила ему закончить осмотр, а сама проверила пока спасательные центры. Когда я вернулась, он укладывал инструменты и приборы в коробки. Я помогла ему загрузить все это в джип.

Каменный коридор вывел нас на главную дорогу. Впереди еще виднелись огни грузовиков, направлявшихся в Эль-Даман.

– Чувствую себя мерзко, – сказал О'Рурк. – Нельзя их так оставлять.

– Мы же вернемся утром.

– Как твоя программа? У вас все получилось?

– Да, – ответила я. – С опозданием, но получилось.

В течение трех месяцев со дня трансляции у нас не было ни одной свободной минуты. Население лагеря удвоилось; журналисты с телекамерами постоянно путались под ногами. Ходили упорные слухи, что к нам собирается то сама Ферджи с грузом маточного молочка и настойки женьшеня, то Элизабет Тейлор и Майкл Джексон с мини-зоопарком. Ронни и Нэнси Рейган планировали отметить у нас Рождество, Правда, потом оказалось, что это ложная тревога, но волнений и нервотрепки хватило – и персоналу, и беженцам.

Хоть нас и раздражала шумиха, все же мы были довольны, что проблема получила широкий резонанс. Правительствам европейских стран и Америки досталось по первое число, ООН тоже. Мы недооценили масштабы катастрофы в горах: в течение двух месяцев беженцы валили неисчислимыми толпами. Кошмар, свидетелями которого мы стали в Довите, повторялся снова и снова в разных местах по всей протяженности границы.

По сравнению с другими лагерями Сафила оказалась в более выгодном положении – частично из-за помощи “Звездного десанта”, частично из-за того, что мы спохватились первыми. Журналисты в первую очередь направлялись именно к нам. Поскольку из Сафилы постоянно велись трансляции, ООН была вынуждена помогать нам, чтобы не попасть под огонь прессы. Но в остальных лагерях творилось невообразимое.

История с Сафилой заставила высокопоставленных политиков задуматься о том, что катастрофа ни в коем случае не должна повториться. Они собирались построить склады зерна вдоль границы и заключить соглашение с Абути, позволяющее благотворительным организациям в случае угрозы урожаю поставлять продовольствие в Кефти. Это было последнее, что я слышала, перед тем как уехать. Мухаммед сказал: “Если они на самом деле осуществят свои благородные планы, я согласен жениться на Кейт Форчун и даже стать ее парикмахером”. Надеюсь, она не поймает его на слове.

Бетти помогала нам еще пару месяцев, пока было совсем тяжело, а потом уехала к своему звукооператору и устроилась в приемный покой одной из лондонских больниц. Вскоре мы начали с завидной регулярностью получать посылки с цукатами, заплесневелыми финиками и просроченным ореховым печеньем. Линда добилась перевода в Чад и уехала полтора месяца назад. Генри целый месяц вел себя очень серьезно, по-взрослому, после чего возобновил свои нападки на содержимое холодильника и на бедняжку Сиан.

Что касается О'Рурка – в данный момент он спит. В моей постели, под москитной сеткой. Я сижу за столом и время от времени оглядываюсь – посмотреть, как он ворочается в свете фонаря. Он немного храпит, но я потихоньку привыкаю.