Описания сухопутных дорог отражали западноевропейские представления об «инфраструктуре» России; в них присутствовал мотив опасности для путешественников, исходящей как от людей, так и от диких зверей. Зимой и летом волчьи стаи, шайки воровских людей делали путь по русской земле трудным и опасным. Летом еще одним источником опасности были пожары. В 1650 году шведский торговый представитель Юхан де Родес сообщал королеве Кристине: «Во время дороги, вследствие большой опасности от огня, я не хотел располагаться ни в одном селении, но расставлял всегда на поле в круг военный обоз и сам помещался с деньгами посередине, а вокруг военного обоза приказывал ставить караульных».

На качество дорог в 1602 году жаловался Аксель Гюльденстьерне: «Мы почти все время ехали по одному сплошному бревенчатому мосту». По всей вероятности, именно такая бревенчатая гать представлена на рисунке Хутеериса. На нем хорошо видна общая конструкция сооружения, представляющая собой два ряда вертикально вбитых в землю свай, между которыми уложен настил из бревен. Повороты дороги обозначены вешками, указывающими направление пути в период снегопадов, распутиц и дождей. В некоторых местах Новгородской земли почти весь путь проходил по таким гатям.

Члены нидерландского посольства отметили в своем отчете: «Почти половина дороги состоит из дерев, которые кладутся по болоту». Стрейс писал о том, как они «проезжали по болотистой местности, от одной настилки из бревен до другой, наши повозки часто ломались…».

Поэтому многие иностранцы предпочитали по возможности ехать водным путем. Так, Олеарий писал, что члены посольства «оставались в Новгороде в бездействии четверо суток и в последнее число июля отправились дальше до Бронниц водою, так как из-за болотистой, топкой местности невозможно было ехать сушею».

Очень тяжелой в 1655 году показалась дорога от Валдая до Бронниц Павлу Алеппскому: «Поистине дорога в Новгород есть дорога в самый ад: никаким языком не опишешь ее тягостей, затруднений и тесноты». Последний участок пути от Бронниц до Новгорода проходил по воде, и путешественники отдыхали на нем после трудной дороги.

Следует отметить, что оборотную сторону знаменитого русского бездорожья, затруднявшего продвижение врага, отметил наблюдательный Пальмквист:

Можно сказать, что в XVII веке знания иностранцев о Великом Новгороде становятся более глубокими, а его образ в европейской письменности становится более конкретным. При этом конкретно-исторический пласт информации дополняется историко-философским осмыслением его истории. В XVII веке появляются первые планы и рисунки города, описания его главного символа — герба, поэтические произведения с новгородской тематикой. Историко-географические описания Новгорода дополняются описаниями «визуализирующими» — позволяющими читателю как бы увидеть своими глазами жизнь и быт горожан, события городской жизни. По мнению иностранцев, в XVII веке Великий Новгород сохранял не только свое название, но и свое значение как одного из самых крупных и населенных городов Европы, который и «поныне славится торговлей и богатством». Но при этом на страницах их сочинений появляется тема контраста между былым величием и современным состоянием города.

На рубеже веков, в 1699 году, в Новгороде побывал англичанин Джон Перри. Отметив его обширную торговлю со шведскими владениями, он назвал его «одним из самых значительных и населенных городов России». Через несколько лет он верно уловил тенденцию превращения Новгорода в «сборное место для войск» и «складочное место» «ввиду намерения царя сделать Петербург столицей Русской империи».

В годы Северной войны Новгород стал прифронтовым городом и оперативной базой — местом сосредоточения войск, продовольствия и боеприпасов. После поражения под Нарвой стратегическое значение Новгорода возросло. Полагая, что Карл XII двинет армию на Москву, Петр I приказал приступить к срочному ремонту и строительству оборонительных сооружений в Новгороде. Пополнялся крепостной арсенал, на берегу Волхова у Владимирской башни, где еще в XVI веке находилась «зелейная мастерская», было организовано производство пороха, фанат и бомб для нужд армии. Здесь комплектовались и обучались войска.

В это время царь несколько раз приезжал в Новгород. В одной из поездок его сопровождал датский дипломат Юст Юль. Во время пребывания в России он вел дневник, в котором описал и свое пребывание в Новгороде.

Он пожелал осмотреть главные новгородские святыни — Софийский собор и Антониев монастырь. Из достопримечательностей Софийского собора он запомнил бронзовые врата западного фасада и раки с мощами св. Никиты и св. Иоанна (Илии). Настоятель Антониева монастыря лично показал ему собор Рождества Богородицы и его главные реликвии — мощи, камень и тростник св. Антония. Он рассказал ему историю святого, подарил икону с его изображением и продал «писанное по-русски житие св. Антония, в котором собраны все распространенные у русских басни о его жизни, чудесах и чудесном путешествии из Рима в Новгород».

Рассказ о жизни этого новгородского святого из уст монаха Антониева монастыря услышал и побывавший в Новгороде в 1714 году шотландец Питер Генри Брюс, состоявший на русской военной службе.