– Нет. – Неро поставил чашку с кофе, так к нему и не притронувшись.

– Отчего? Ну то есть твой папка же все равно на другую ее променял? И ей, выходит, тоже нужен был мужик – только понадежнее, чтобы если и ушел далеко, так хоть вернулся, к ней, ну и к сыновьям с дочерьми…

Неро встал. То есть Суонк увидела, как он поднялся – а затем сразу оказался рядом, тоже присев у столика. И глаза у него были совсем не такие, как раньше – холодные, будто блики на ручье зимним утром.

– Она умерла. – Сказал он, вроде спокойно, но Суонк чуть не упустила чашку. – Передай мое послание Ребекке, будь так добра.

Он дотронулся до белого прямоугольника, оставленного на столике, и выпрямился.

– Да я же… – Начала было Суонк, но он уже шел к двери, и, чертыхнувшись, расплескивая сок, она кинулась за ним:

– Ну что я такого…? – И чуть не уткнулась с разбегу ему в спину, уже у самой двери.

– Ничего. – Сказал он. – Спасибо за кофе.

– Эй! – Крикнула она ему вслед, но дверь уже закрывалась. – Ну прости, что ли!

Она пнула дверь босой ногой, и, зашипев от боли, заковыляла обратно к дивану. На глаза попался белый прямоугольник, она схватила его и развернула. Это оказался тонкий лист, вроде пластикового, с ровными рядами синих буковок внутри, которые значили что-то для сестрички-ножика, но не для нее. Тогда она снова зашипела, злясь то ли на себя, то ли на этот дурацкий лист – и разорвала его надвое, потом еще раз, и еще.

А затем запихнула обрывки в кувшин с кофе, бросилась на диван и разрыдалась.

IV.

Коммуникатор и кредитная карта ощущались в кармане брюк посторонней тяжестью. Мириам поймала себя на том, что рефлекторно поглаживает их, ощущая гладкую металлическую поверхность и выпуклости клавиш – будто проверяя, настоящие они, или только привиделись.

Город вокруг определенно мог только присниться.

Кар, отправленный Джорданом, высадил ее на краю площади Основания, у белой полосы, ограничивающей хайвей. Она еще некоторое время смотрела ему вслед, пока он не исчез среди других машин, разноцветных, точно сладости изобретательного кондитера, а потом просто наблюдала за их движением. Так много каров одновременно она видела разве что при штурме Хокса, но издалека, и раскраска у этих, маленьких, машинок, смотрелась куда ярче. Десятки их, или даже сотни заполняли хайвей, явно мешая друг другу – видимо, преследуя каждый свою цель, вовсе не как беженцы, или сплоченные отряды рейдеров. Огибая площадь, и взлетая по мосту, их ряды исчезали в плотной серебристой дымке, окутывающей город. Мириам не сразу поняла, зачем нужен мост без реки или канала. Но затем рассмотрела еще хайвеи, несколько, пересекающихся, и огибающих площадь снизу, между широко расставленными бетонными опорами.

Мост над потоками машин, как над реками.

Площадь за ее спиной словно дышала, привлекая внимание. Дымка расходилась перед огромными статуями, видимыми сбоку. Сквозь нее проступали фрагменты: подбородок фигуры с мечом, квадратный и тяжелый, изящные пальцы изваяния с джетом, женщины в доспехах, держащей летающую машину, будто не решаясь отдать, как собственного ребенка. Отсюда, сбоку, Мириам ясно видела, что это женщина – слишком явными были изящные изгибы фигуры, подчеркнутые доспехом. Открытие придавало паре статуй совершенно иной смысл, тем более, что смотрели они туда, откуда всего несколько часов назад явилась сама Мириам. На западные городские ворота.

Мужчина и женщина – воины, и, наверное, праймы, встречающие гостей короля.

Площадь у их ног, которую она не так давно видела сверху, с моста, жила собственной жизнью. Людей, гуляющих среди деревьев и бетонных колонн, кажется, стало больше за прошедшие часы, а у основания статуй поднялся, мерцая острыми алыми бликами, яркий шатер – вернее, его верхушка, похожая на обломок блестящего красного льда, разбросавшая в стороны тоненькие нити веревок. У ее основания бурлило движение, скрытое от Мириам частоколом ровно подстриженных кустов и деревьев – видимо, машины или рабочие приводили в порядок место для будущего циркового представления. Звуков не доносилось, они тонули в шуме хайвея, и музыке – мешанине мелодий, висящих над площадью, и, кажется, намертво вплетенных в дымку.

Мириам сделала несколько шагов по направлению к статуям, а потом остановилась снова, и стояла так очень долго. Внутри не осталось никаких мыслей, а те, что возникали, она старательно гнала прочь, вспоминая наставления Кейна о том, как правильно созерцать, чтобы все, случившееся за день, не переполнило тебя, и не разорвало на части. Статуи и площадь заполнили ее, не оставив свободного места – и она радовалась этому, как ребенок радуется сказочному сну.

Только счастье и невероятное, невозможное место вокруг.

Она медленно пошла к парку, вглядываясь в каждую мелочь – белую плитку мостовой, изгибы деревянных скамей, прячущихся среди деревьев. Силуэты людей: спешащих по делам, гуляющих, смеющихся, сидящих за столиками у белых павильонов, украшенных искрящимися надписями и двигающимися изображениями. Большие экраны, парящие над статуями, медленно поворачивались, и Мириам без особого удивления заметила мелькнувшее на них лицо Монти – шут говорил что-то, беззвучно и смешно раскрывая рот. Люди вокруг не пытались его слушать, и некоторое время она двигалась вместе с ними. Человеческий поток нес ее к центру площади, туда, где отблескивали алым складки медленно растущего шатра, и теснились деревья.

Ее не замечали. Здесь не было встречных и любопытных взглядов, как в Хоксе. Одежда большинства окружающих напоминала ее собственную – разве что кроме туфлей, слишком ярких. Девушки носили короткие складчатые юбки и блузки самых разных цветов, а мужчины – светлые костюмы, из легкой ткани, напоминающей шелк. Дети, играющие между столиками и павильонами, были казались обычными – их крики иногда заглушали музыку, и гул, доносящийся от экранов в небе. Мириам от прохожих отличал разве что загар – но, видимо, никого кроме нее это не волновало.

Она прошла мимо нескольких павильончиков, рассматривая стоящие внутри столики, посетителей, сидящих за ними, и снующих официанток. Это слегка напоминало Хокс – но только не людьми.

Взгляды и цвета отличались слишком сильно.

Мириам совершенно не чувствовала напряжения вокруг. Горожане занимались своими делами, женщины смотрели за детьми, а кто-то наблюдал за ней самой – ненавязчиво, спокойно, явно делая привычную работу. Это могло бы напугать ее, если бы она вовремя не вспомнила слова Джордана о сопровождении и присмотре.

У цирка толпились люди, и она с полминуты простояла возле синего павильончика с удобными стульями, вспоминая прозвучавшие в коммуникаторе слова. Спрашивать дорогу почему-то было неловко, и поэтому она двинулась дальше, медленнее, внимательно глядя по сторонам – но уже через три сотни шагов поняла, что заблудилась. Это не слишком расстроило ее. Монти обещал, что ее встретят, и, кроме того, у нее был коммуникатор – а разве с ним можно потеряться? Оставалось только ждать, когда ее найдут.