Она не могла не спросить:

— Это связано с Додо?

— Ничего общего.

«Так-то! Вам удалось добиться возвращения в Холломен, мисс Макинтош, но не удастся поработать над делом Додо, даже если бы вы были идеальным стажером, а не сущим наказанием. Пока я не могу задействовать вас в этом деле — оно все еще не сдвинулось с мертвой точки».

В понедельник утром Кармайн направился в окружную службу регистрации недвижимого имущества; поднимаясь и спускаясь по бесконечным лестничным пролетам и переходя из зала в зал, капитан ощущал себя так, словно вместо простого пути от офиса одной муниципальной службы к другой он проходит долгую дорогу к другому штату.

Без веских доказательств Кармайн не имел права интересоваться банковскими счетами Курта фон Фалендорфа, но был иной способ проверить правдивость сплетен о благополучии этого немца. Насколько ценным являлось его недвижимое имущество, и владел ли он им единолично? Кармайн ожидал, что информации по комплексу Керзон-Клоуз не окажется в свободном доступе, однако все было прописано четко и ясно: К. фон Фалендорф владел недвижимостью Керзон-Клоуз без каких-либо ограничений. Шикарный дом номер шесть — особенно учитывая возраст здания — занимал часть территории в один акр. Курт тщательно поддерживал антикварную стоимость здания: любая прогнившая доска заменялась на доску такого же возраста и качества, а каждая деталь кровельной дранки расщеплялась вручную. Крошечный комплекс Керзон-Клоуз, располагающийся в некоем подобии тупика, состоял всего из шести домов, два из которых, не считая дома фон Фалендорфа, принадлежали членам «джентльменского патруля» — Мейсон Новак являлся полноправным владельцем дома номер четыре в Керзон-Клоуз, холеный Дэйв Фейнман жил в доме номер один прямо за углом, на Спрус-стрит. Совпадение?

— Эбенезер Керзон владел пятьюдесятью акрами земли в Кэрью, имел здесь фермерское хозяйство, — поведала Кармайну старший нотариус, с радостью найдя в нем внимательного слушателя. — Земля была большей частью распродана, за исключением самой усадьбы. Дом перестал принадлежать Керзону лишь в тридцатом году — в самое тяжелое время Великой депрессии. Сейчас у земли несколько хозяев; к сожалению, среди них есть иностранцы. — Женщина постучала заостренным ноготком по изображенному на плане пятому дому. — Вот этот дом продали недавно, и владельцы, к моей радости, похоже, настоящие янки. Роберт и Гордон Уорбертоны.

Стараясь не выглядеть слишком заинтересованным — нотариус могла бы говорить весь день не переставая, — Кармайн осторожно переспросил:

— Уорбертоны? Роберт и Гордон?

— Да, они купили дом восемь месяцев назад.

— Они там живут, или это просто вложение денег?

— Точно сказать не могу, капитан. — Она наклонилась к нему с заговорщицким видом: — Однако поднялась жуткая шумиха, когда Уорбертоны начали красить дом.

Заинтригованный Кармайн наклонился к ней в ответ, их лбы практически соприкоснулись.

— Какая шумиха, Эгги? Давай выкладывай, или я должен взамен станцевать для тебя канкан?

Женщина хихикнула.

— Ты не поверишь, Кармайн. Они начали красить дом в белый и черный цвета, досочку за досочкой, в полоску! — Она не удержалась и снова захихикала. — Мне даже пришлось поехать и посмотреть своими глазами. Как зебра, капитан. Естественно, нас засыпали жалобами. Представьте, прямо рядом с Басквошем, где дом нельзя украсить даже рождественской иллюминацией. Кэрью — часть Холломена. Правда, законы и указы нельзя принимать по своему разумению, однако их можно интерпретировать. Полосатая окраска дома была запрещена. Уорбертоны жутко разозлились и затеяли судебную тяжбу, но даже Исаак Левенштейн не смог бы противостоять городским постановлениям. Вы можете представить себе судью Твайтеса, разбирающего эту тяжбу? Уорбертоны сказали, что в Калифорнии вытворять такое с домами можно. Тогда им единодушно посоветовали возвращаться обратно в Калифорнию.

— Ни фига себе! — вымолвил Кармайн. — Полагаю, наша степенная Новая Англия после Калифорнии любого повергнет в шок, а, Эгги? Чем же я был занят, что ничего такого не слышал?

— Может, разбирал расовые беспорядки, учиненные в связи с убийством Мартина Лютера Кинга?

— Да, верно! — Капитан подарил женщине свою самую обаятельную улыбку и незамедлительно исчез.

У него еще оставалось время до встречи в «Басквош-молл». Вот удача.

Припарковавшись недалеко от пятого дома Керзон-Клоуз, Кармайн попытался представить этот симпатичный, обшитый досками белый дом выкрашенным в черно-белый цвет. Как вообще у кого-либо могло возникнуть такое нелепое желание? Дом занимал почти полакра земли, а клумбы вокруг свидетельствовали о нелегком труде, по крайней мере одного из хозяев, по подготовке их к зиме: они были должным образом укрыты защитным слоем, чтобы к маю радовать глаз. Нет, такой сад никак не сочетался бы с полосатым домом. Единственным цветовым пятном выделялась дверь, покрытая красным лаком. Не краской, именно лаком. Кармайн пришел к заключению, что Роберт и Гордон Уорбертоны являются обладателями вздорных характеров жителей Новой Англии. Они — шутники и насмешники, но никак не обычные обыватели.

Выбравшись из «форда», он пошел вперед по извивающейся тропинке прямо к входной двери. Кармайн не прошел и половины пути, как лакированная дверь открылась и была тут же плотно закрыта вышедшими на улицу двумя мужчинами. Не дойдя друг до друга шагов пять, капитан и братья Уорбертоны остановились и принялись внимательно изучать друг друга.

Перед Кармайном стояли два абсолютно одинаковых мужчины примерно тридцатилетнего возраста. Их темные густые волосы с отдельными более светлыми прядями, почему-то наводящие на мысль о светловолосых малышах, были аккуратно подстрижены. Одинаковые лица с правильными чертами. Любопытство, светящееся в зеленоватых глазах. Глядя на них, стоящих бок о бок, Кармайн не мог определить, был ли кто-нибудь из них выше или крупнее другого. У обоих узкие плечи, стройный торс и худые ноги с расставленными, как у балетных танцоров, ступнями. Кроме того, у братьев одинаковые рубашки, брюки и мокасины, только один надел все черное, а второй — все белое. Не будь они в разных одеждах, отличить их было бы невозможно. Подобная похожесть в зрелом возрасте удивляла; обычно с годами она становится менее заметной.

Вытащив свой золотой значок, капитан представился.

— Роберт Уорбертон, — сказал в ответ облаченный в черное близнец. — Вы всегда сможете нас различить по цвету одежды. Робби — в темном, Горди — в светлом. Мы подумали, что лучше самим одеться в черное и белое, если вы пришли по поводу нашего когда-то черно-белого дома.

— Так вы уже знали, что я — полицейский.

— Легко понять, кто вы, капитан.

В обоих братьях было что-то женственное, и Кармайн невольно подумал: если бы не видели они в нем полицейского, не нашла ли бы эта женственность более яркое выражение?

— Аманда Уорбертон приходится вам родственницей? — спросил он напрямик.