Нас было восемь

Морозным солнечным утром 16 января 1942 года у здания средней школы в Коробце царило большое оживление. В квартиру, где жил Василий Васильевич Казубский, то и дело входили люди: сюда доставляли оружие и боеприпасы. В доме оружие чистили, смазывали и упаковывали, чтобы затем перевезти в намеченное место. Будущие партизаны получали последние указания от командира.

Казубский послал своего бывшего ученика, пятнадцатилетнего Вадима Дрейке и его товарища в деревню Уварово. По слухам, в тамошней церкви находился склад оружия, собранного старостами и полицейскими. Необходимо было выяснить, сколько оружия и каково оно, чтобы захватить его по пути в Клин или позднее послать за ним людей.

В разведку ребята пошли вооруженные винтовками. Отойдя подальше от населенных пунктов, они начали стрелять в какую-то цель. До этого винтовки долгое время валялись на поле боя, и прицелы у них оказались поврежденными. В цель ребята не попадали. Заспорили, кто лучше стреляет. Вадим убеждал своего товарища, что тот не попадет в человека и в ста метрах, а его приятель доказывал обратное. Но как проверить? Отсчитав сто двадцать шагов, Вадим стал на четвереньки и крикнул: «Ну, стреляй!»

Мальчишка, недолго думая, выстрелил и... всадил пулю в ногу Вадиму. Задание осталось невыполненным. Нам пришлось посылать за Вадимом подводу. А горе-разведчикам крепко досталось от Казубского.

Между тем сборы в Коробце закончились. Можно было уходить, но все еще не подошли группы Кости Евлампиева и воентехника Саши. Прождав немного, мы оставили на месте связного, а сами тронулись в путь. Забегая вперед, скажу, что судьба этих групп сложилась трагически. В ночь на 15 января в деревню Лядцо нагрянули немцы. Костю Евлампиева, Ивана Аверина и коммуниста Щербакова, работавшего бургомистром по заданию подпольного райкома партии, арестовали и казнили. Такая же участь постигла воентехника Сашу и его товарищей...

Шли мы двумя группами. В первой — Казубский, Зыков, Николай Рачков (Колька-Кум), Евтих Паничев и я. По дороге, встречаясь с надежными людьми, Казубский организовывал явки и промежуточные базы. Одна из них была создана у учителя Высоковской школы Ф. И. Михайлова.

Путь до Клина мы, конечно, не осилили за один день. Переночевали в деревне Забежное. Дальше направились по снежной целине. Василий Васильевич прошел несколько десятков метров первым и начал задыхаться: он страдал астмой. Утопая выше колен в снегу, стали по очереди пробивать дорогу и вскоре благополучно добрались до Клина.

Было около полудня. Пока мы отдыхали, Николай Иванович Демидов и Шура Радьков привезли на лошади пулемет, винтовки и патроны. К вечеру прибыла еще одна небольшая группа партизан. В нее входили рабочий из Москвы Григорий Шелепков, местный житель из-под Коробца Трошкин и Костя Яшкин, приятель Зыкова. Демидов и Шура Радьков, получив от Казубского новое задание, отправились обратно в Коробец.

Итак, нас было только восемь. Мы надеялись, что вскоре прибудут группы Кости Евлампиева, Сашки-воентехника, Капитанова. Однако первые две группы, как я уже говорил, погибли, а от Капитанова не было вестей.

Вечерело. Мы сидели в хате у учителя Терентия Васюкова и от нечего делать смотрели в разукрашенное морозом окно. И вдруг видим: по улице идут два ельнинских полицейских — Виктор Ящемский и Дмитрий Гавритенков.

Виктора Ящемского я знал с детства, поэтому меня и послали разузнать, что им понадобилось в Клину. Оказалось, что оба полицейских решили уйти к партизанам и разыскивают их. Ящемский и Гавритенков рассказали, что в Ельне действует хорошо законспирированная группа подпольщиков. Некоторые из них работают не только в полиции, но и в комендатуре и связаны с Капитановым.

Это было похоже на правду. В свое время Капитанов говорил нам об ельнинской группе, но мы не знали ее состава.

Узнали мы также, что накануне через Ельню проследовало несколько гитлеровских частей. Среди населения и немецкого гарнизона распространился слух: через день-два в город вступят советские войска. Гарнизон Ельни в панике оставил город, разбежались полицейские, исчез Тарасенков.

Виктору Ящемскому, конечно, не было известно, что Тарасенков — предатель. Ящемский полагал, что Тарасенков кружит теперь где-нибудь в районе деревни Клин, создавая партизанский отряд. По словам полицейского, выходило, что они с другом твердо решили перейти к партизанам.

Я верил и не верил ему.

Дело принимало неожиданный оборот. Я попросил Виктора и его приятеля немного подождать на улице, а сам доложил Василию Васильевичу о содержании разговора. Казубский захотел сам побеседовать с полицейскими. Во время этого разговора было решено, что Ящемский возвращается в Ельню, собирает своих людей, захватывает, сколько сумеет, оружия и хлеба на немецких складах, а также все наличные деньги в банке и все это доставляет в Клин. Гавритенкова мы под каким-то предлогом оставили у себя в качестве заложника. Василий Васильевич пообещал Ящемскому, что, когда тот будет возвращаться из Ельни, мы вышлем навстречу ему партизан для поддержки на случай нападения немцев или полиции. Ящемскому дали пару лошадей, и он сразу отправился в город.

Принимая решение отправить Ящемского в Ельню, мы прежде всего хотели проверить его. Если он действительно свой человек и в полиции состоял по поручению подпольщиков, то отряд получит оружие, продовольствие и подкрепление в людях.

Мы продолжали заниматься своими делами. Трошкин и Шелепков сообщили, что в деревне Болоновец уже многие годы проживает немец Фетцер. До войны он был в этой деревне мельником. После оккупации района «безобидный» старичок показал свое истинное нутро. По его указке гитлеровцы расстреляли коммуниста Можарова. Вместе с бургомистром Мутищенской волости Саполновым Фетцер отремонтировал автомашину, которую отправили в виде подарка в ельнинскую комендатуру. За успешное изъятие у колхозников продовольствия и фуража, а точнее говоря, за грабеж фашисты выдали Фетцеру и Саполнову по тысяче рублей. Назначенный затем «военным комендантом Мутищенской волости», Фетцер держал в постоянном страхе семьи красноармейцев и коммунистов.

Казубский принял решение: сегодня же уничтожить Фетцера и Саполнова. Ночью Зыков, Трошкин, Шелепков и я запрягли сани и отправились в Болоновец. Стояла морозная лунная ночь. Тихо скрипя полозьями, сани легко скользили по таинственной лесной дороге. Снова он, Мутищенский лес... Нет ему ни конца ни края. Вековые сосны и ели, липы и вязы, покрытые шапками снега, стоят как зачарованные.

Вот и Мутище. В деревне ни звука, ни огонька. У сторожа лесозавода узнали, что ни в Мутище, ни в Болоновце немцев нет. Около полуночи мы