струящееся платье практически в пол подчёркивало её худую фигуру, которая сливалась со стоящим позади лакированным роялем и тёмным, очевидно, мраморным полом. Её ноги закрывало какое-то большое мохнатое существо, отчего почти вся картина сливалась в чёрное нечёткое пятно, на фоне которого выделялось болезненно бледное лицо женщины. «Аделаида Саваофовна Деволинская».

Вдруг в начале коридора Ева услышала громкий детский плач. Не совсем понимая, откуда он исходит, девушка двинулась в начало, пока не вышла в ту комнату, откуда пришла, но теперь крик как будто звучал позади неё. Ева вернулась. Непонятное движение слева, замеченное боковым зрением, привлекло её внимание, и, повернув голову, она в упор посмотрела на картину, отчего глаза сразу расширились в немом страхе и удивлении: младенец на ней широко открывал рот и корчил рожицы, сжимая маленькие кулачки и дрыгая ножками. Ева осторожно протянула руку к поверхности полотна, но пальцы коснулись твёрдого холста, очень искусно исписанного красками.

— Ева, ты разбудила ребёнка! Как неуважительно! — воскликнул знакомый голос где-то слева, но, обернувшись, Ева никого не увидела. — Попробуй теперь её успокоить!

Девушка подбежала к первой картине, и её догадка подтвердилась: молодой Саваоф Теодорович возмущённо поднялся с кресла и теперь опирался спиной на раму, скрестив руки на груди. Зелёные глаза тускло мерцали, а мыс ботинка раздражённо водил по деревянному паркету.

— Я сейчас всё исправлю… — пролепетала она, отходя подальше к противоположной стене, где не было картин.

— Ничего ты не исправишь! — прозвучал противный скрипучий голос с соседнего полотна, за которым последовал безумный истеричный смех. «Человек в окне» как будто подошёл к невидимому стеклу, которое держало его в границах картины, и, опершись руками на колени, внимательно посмотрел на Еву из-под козырька своей клетчатой кепки. Его спутница отошла куда-то вглубь полотна, к беседке, и что-то делала там из собранных полевых цветов, совершенно не обращая внимания на девушку и молодого человека.

— Есть зазеркалье, а есть ли закартинье? — вкрадчиво спросил человек Еву. Вдруг он перегнулся через раму, ухватился руками за её края с внешней стороны, и вот уже его торс находился в коридоре. Он протянул вперёд руку в надежде схватить Еву за запястье, но та, оправившись от ужаса, побежала дальше по картинной галерее под его гневные возгласы. Остальные портреты тоже что-то кричали ей вслед, она даже видела, как чёрное мохнатое существо с полотна с женщиной собирается сделать прыжок, но не остановилась ни на секунду и не обернулась, пока не выбежала, пройдя картинную галерею по кругу, из другого коридора в просторную комнату с камином. Тут Ева, немного отдышавшись, прислушалась — нет, она всё ещё слышала голоса портретов. Она уже было кинулась к лестнице, когда её окликнул чей-то голос:

— Су-у-умочку забы-ы-ыли.

Голова козла, которую Саваоф Теодорович перевесил из гостиной в подвал, показала на маленький кошелёчек в кресле рядом с камином.

— Благодарю Вас… — едва слышно прошептала Ева и, схватив сумку, выбежала из подвала.

***

Саваоф Теодорович сидел в большом кожаном кресле у себя в кабинете и внимательно смотрел какие-то бумаги, хмуро сведя брови к переносице.

В кабинет без стука зашла молодая девушка на вид двадцати лет. Она была красива, но это была мрачная красота: ярко-зелёные глаза смотрели то по-детски наивно, ставя в ступор своей чистотой, то слишком зло и остро, как два только что наточенных кинжала, и чёрные, как смоль, волнистые волосы придавали им странную тёмную тень. На девушке было длинное чёрное платье, правда, несколько старомодное, как будто она взяла его из реквизита какого-то театра; обуви на ней не было.

— Чем занимаешься? — вопросительно хмыкнула она, заглядывая Саваофу Теодоровичу через плечо.

— Тебя не учили стучать? — казалось бы, в этой фразе должно было звучать недовольство, но его не было.

— Не припомню такого. Пусть Ева стучит, когда входит в кабинет, а мне это ни к чему, — капризно ответила она, беря в руки какие-то документы. Саваоф Теодорович, сердито зыркнув, отобрал у неё бумаги, на что девушка недовольно цокнула и закатила глаза.

— Кстати, как она тебе? — спросил мужчина, не отрываясь от документов.

— Очень даже ничего, только слишком правильная. Аж тошно.

— Она такой и должна быть.

— Если у нас удастся склонить её на нашу сторону, это можно будет считать одной из самых больших наших побед… — задумчиво протянула девушка, складывая из какого-то заявления бумажную лягушку. Саваоф Теодорович легонько шлёпнул её по рукам, и лягушка мгновенно развернулась обратно в документ. — Кстати, а где сейчас Ева?

— Спит в гостевой комнате.

Саваоф Теодорович тихо открыл дверь и заглянул внутрь. Ева лежала на кровати, натянув одеяло до подбородка; её золотистые волосы отливали серебром в свете полной луны, робко выглядывающей из-за облаков. Тёмная комната, казалось, была безжизненной, но вот в дальнем углу что-то бесшумно зашевелилось, скользнуло бархатным сумраком по стене, вырисовываясь в чью-то высокую тень. Саваоф Теодорович пригрозил пальцем силуэту, и тот в понимающем жесте кивнул, покорно сворачиваясь обратно в сгусток тьмы. Мужчина, ещё раз окинув взглядом спящую фигуру, закрыл дверь.

Глава 9. Гражданин Бесовцев

«Не противься тьме, но не растворяйся в ней… Не противься тьме, но не становись её частью… Не дай ей поглотить тебя…»

Еве снилась немного изменённая встреча у озера несколько недель назад, когда она чуть не утонула, только теперь девушка видела своего собеседника: тонкий шейный платок развевался на ветру, длинные каштановые волосы, завязанные в низкий хвост, волнами закрывали шею, а серые глаза, с отражением неба показавшиеся Еве совсем белыми, задумчиво и как-то грустно смотрели на прозрачную хрустальную воду, где робкими стайками плавали не знающие людей рыбки. Было раннее утро, как тогда, когда она только нашла это озеро, и парк вместе с ним ещё не успел проснуться. Вода была спокойная, будто повидло, и чем-то напоминало море в самые первые часы рассвета.

— Почему я сейчас Вас вижу, а тогда не увидела? — спросила Ева, опускаясь рядом с человеком на берег почти у самой кромки, так что мыски её белых туфель практически касались воды.

— Ну, — её странный собеседник усмехнулся и неопределенно пожал плечами, словно тоже не знал, почему она его не увидела. — Тогда Вы ещё мало что знали, мало что пережили, а сейчас, наверное, поверили в меня.

Он замолк, думая о чём-то своём, поднял с земли более-менее плоский камешек и кинул в озеро — тот оставил на водной глади пять «блинчиков» и нырнул на дно. Всё это время Ева, совершенно не стесняясь, с интересом разглядывала своего нового знакомого; наверное, так рассматривать людей не очень прилично, но девушке было