На втором этаже было довольно много дверей, но ни в одну из них, кроме детской и ещё одной ванной Еве так и не довелось зайти. Саваоф Теодорович достал из кармана брюк связку ключей и отпер одну из дверей с правой стороны. Девушка увидела маленькую, но добротно обставленную комнату: мебель из тёмного, почти чёрного дерева, такой же тёмный паркет, сероватые обои, явно сделанные на заказ. Посередине, чуть придвинутый к стене стоял большой рабочий стол, на котором аккуратными стопочками громоздились разные бумаги, папки, отчёты и прочие документы; стены по бокам рабочего стола украшали шкафы-уголки, битком заполненные книгами. Ева с искренним любопытством и некоторым уважением разглядывала комнату, пока внезапно не почувствовала, что Саваоф Теодорович показал ей нечто очень личное и неприкосновенное, что не показал бы другому человеку и куда, возможно, не пустил бы даже Аду. Ева развернулась к Саваофу Теодоровичу и наткнулась на его хитрый изучающий взгляд.

— Это Ваш кабинет? — спросила она, пока мужчина запирал дверь обратно на ключ.

— Именно так, — ответил он и убрал связку обратно в карман брюк. — Там моя спальня, — Саваоф Теодорович показал на последнюю дверь в конце коридора напротив детской. — Думаю, в ней нет ничего интересного, поэтому предлагаю посетить подвал.

Они спустились по лестнице на первый этаж и прошли к тёмной лестнице. Саваоф Теодорович щёлкнул выключателем, и чернота сразу превратилась в светлые и удобные ступеньки, приглашая девушку к себе в гости. Мужчина прошёл первым, нащупал ещё один переключатель, и — щёлк! — в подвале зажёгся свет.

— Вы пока осмотритесь, а я, если Вы не против, проверю Аду.

Ева коротко кивнула, и Саваоф Теодорович исчез на освещённой лестнице. Девушка огляделась. Подвал был больше, чем она представляла: от комнаты, в которой она оказалась, в противоположные стороны, направо и налево, вели два довольно широких для подвала коридора. Помещение, в котором сейчас стояла Ева, представляло из себя то, что и должно было представлять — традиционную кладовку, правда, педантично обставленную шкафами. Гаражные полки стояли здесь, как в библиотеке, в несколько рядов, а именно в три, и каждая из них была плотно забита разными книгами. Тут же Ева нашла две головы животных, козла и волка, которые раньше висели в гостиной. «Точно, — подумала она, разглядывая неподвижные фигуры, — Саваоф Теодорович говорил, что перенёс их в подвал». Слева от лестницы был камин, напротив которого стоял небольшой уютный диван; чёрный ковёр из чьей-то шкуры лежал перед ним, раскинув лапы в разные стороны. Смутное чувство дежавю посетило Еву, и она сразу вспомнила, где видела похожую обстановку: во второй свой день, когда разговаривала с Саваофом Теодоровичем в темноте. Эта мысль так потрясла её, что она ещё несколько раз обежала подвал, дабы убедиться в её правдивости. Да, вот и это кресло слева от камина, на котором сидел Саваоф Теодорович! Ева тоже села в него — удобное. Немного понежившись под мягкое потрескивание камина, девушка наконец обратила внимание на два белых пустынных коридора, уходящих в разные стороны, прямиком к ним.

Это была картинная галерея.

Всё было как в музее. На белой стене слева висели через равный промежуток небольшие картины, освещаемые сверху лампами на изогнутых ручках. Полумрак, парящий в воздухе между полотнами, прерывался островками света, треугольниками спадающими с потолка на пол.

Ева подошла к первой картине. На ней был изображён Саваоф Теодорович, сидящий в большом чёрном кожаном кресле, при этом здесь он был явно моложе: оба глаза ещё были зелёными, а сам мужчина немного худее. Ева с некоторым удовольствием отметила, что нынешний Саваоф Теодорович нравится ей гораздо больше. «С.Т. Деволинский», — было подписано на маленькой железной табличке под картиной.

На следующем полотне была изображена молодая пара, стоящая где-то в английском парке на фоне белой каменной беседки. Худощавый высокий парень в белой рубашке и тёмных брюках на подтяжках, с клетчатой кепкой на голове согнул в локте руку и подставил её своей спутнице. Глаза у него были немного раскосые, на выкате, и смотрели колко и цепко даже с картины. Приглядевшись, Ева с удивлением узнала в нём «человека в окне» и сразу с ужасом отпрянула, будто он мог сейчас же сойти с полотна и протянуть девушке руку. Молодая спутница человека была одета в чёрное платье с таким же чёрным тугим корсетом, затянутым на спине; чёрные, как смоль, локоны крупными волнами спадали по спине, и ярко-зелёные глаза, будто светящиеся изнутри, задумчиво и как-то печально смотрели на зрителя. Девушка держала своего спутника в сгибе локтя и едва заметно улыбалась, явно по просьбе художника. Подписи у картины не было.

Далее шло изображение младенца, лежащего в довольно широкой колыбели: чёрные волосы коротким пушком обрамляли голову, словно шапочка, а ярко-зелёные глаза выделялись на лице двумя большими изумрудами. Справа от картины была медная небольшая табличка: «Аделаида Саваофовна Деволинская».

Ева медленно прошла ещё несколько портретов. Вот маленькая девочка всё с теми же зелёными глазами стоит в парке вместе с Саваофом Теодоровичем и держит его за руку. Вот школьница лет семи с чёрными волосами ниже плеч и большим букетом в руках сидит на кожаном диване, очевидно, в гостиной, а вот на вид девятиклассница с длинными чёрными косами и ярко-зелёными глазами в простом чёрном платье показывает невидимому художнику красный аттестат.

Ева прошла дальше. «Аделаида Саваофовна Деволинская», — гласила маленькая надпись на позолоченной раме. На картине была изображена красивая молодая девушка лет семнадцати с длинными, чуть кудрявыми чёрными волосами и ярко-зелёными, как у отца, глазами. Она смотрела на Еву весьма осмысленно и исподлобья, со злой хитринкой во взгляде, словно её юная душа уже успела познать все тайны грешного мира. Уголки немного пухлых губ сердечком грустно опустились, а сцепленные в замок ладони побелели от напряжения. На девушке было красивое платье иссиня-чёрного цвета, на котором тонким белым узором были вышиты кружевные розы.

На следующей картине была изображена зрелая женщина на вид лет тридцати. Чёрные соболиные брови хмуро сведены вместе, острый взгляд всё тех же ярко-зелёных отцовских глаз. Женщина сидела в кресле, вальяжно положив руки на подлокотники, а у её ног лежало большое чёрное мохнатое нечто. «Аделаида Саваофовна Деволинская», — было написано мелким почерком на табличке рядом с картиной.

Ева подошла к следующему полотну. Статная пожилая женщина с чёрными волосами, уже тронутыми у корней сединой, строгой аристократической осанкой и суровым взглядом потемневших от времени зелёных глаз стояла рядом с фортепиано, положив на него руку. Чёрное