трех всадников, через час подъезжал к месту боя.

Олег был старше Игоря на два года и справедливо, по его мнению, считал, что именно он обречен на орошение земли царственной кровью. Князь ехал впереди сопровождавших его трех солдат. Он часто давал шпоры коню, и его радовало, что серебряные шайбы шпор так мелодично звенели. После получасовой езды конь вспотел. Олег посмотрел на свои лаковые сапоги и увидел, что от конского пота пропадает лоск.

Его синий сюртук в достаточной мере запылился, а желтые канты теряли яркость красок. Он пустил коня шагом и, высвободив левую ногу из стремени, занес ее за луку. Конь, почувствовав усталость седока, пошел тихим ходом, слегка покачивая игривой головой.

Чем быстрее князь приближался к позиции, откуда отчетливее доносилась стрельба, тем резче возвышенное настроение князя превращалось в свою противоположность.

— Да ведь я, собственно говоря, возвращаюсь в свой полк! При чем же обреченность? — подумал князь; он в самом деле возвращался в полк, который находился на отдыхе, а не в действии. Однако в споре с Игорем он доказывал, что выведет полк в бой и свою решительность покажет если не перед лицом всего полка, то, по крайней мере, перед эскадроном.

— Но ведь я же не командир полка, а только младший офицер эскадрона! — мысленно утешал себя князь.

Он свернул с шоссе на проселочную дорогу, которая вела в ту деревню, где был расположен его полк: ехали они теперь параллельно фронту. Гул канонады приближался с каждым шагом, князь и нижние чины слышали, как где-то отчетливо тарахтел пулемет.

Влево, за дорогой, на бесконечном пространстве тянулся лес, князь чувствовал себя под его защитой вне опасности.

Всадники, сопровождавшие князя, заметили, что лес пересекает обширная долина, а на горизонте повисла немецкая колбаса. Олег приказал остановиться и, повернув коня лицом к немецкой колбасе, стал рассматривать ее в бинокль. Серый цвет менялся, и князь увидел действительную окраску воздушного шара: его шелковое тело искрилось от солнца и желтизны.

— Война, оказывается, тоже имеет свои прелести! — улыбнулся князь, отводя бинокль от глаз.

Солдаты, как и князь, еще не были опытны в деле войны, они также рассматривали воздушный шар с большим интересом, спрашивая друг друга о том, привязан ли к чему шар или же держится в пространстве произвольно.

— Однако что бы это обозначало? — произнес Олег. Он отчетливо слышал, как нечто огромное и певучее, с жужжанием и свистом летело через головы. Кони навострили уши, но музыка на несколько секунд внезапно прекратилась. Вправо за дорогой закопошилась земля, выбрасывая черноземные брызги во все стороны. В земле, как в пуховике, что-то копошилось и скрежетало. Вслед за тем со взрывом взлетели последние всплески земли, перемешанные с огнем и дымом.

Кони шарахнулись в сторону, но седоки, останавливая коней, натянули удила.

«Неужели наступила пора? — подумал Олег. — Неужели немцы пошли мне навстречу?»

Немцы, разумеется, обрекали всех, попадающих под воздействие их артиллерийского и пулеметного огня, но частных намерений русского князя они в расчет не принимали.

Как выяснилось из последующей практики войны, немцы стреляли из пушек по разъездам, по одиночным людям, чем парализовали связь выступивших в бой русских частей с их резервами и тылом.

Из корзины немецкой колбасы за всадниками наблюдали в бинокль в то самое время, когда князь наблюдал за колбасой, но князь успел только произнести несколько фраз, как послышалась артиллерийская стрельба и снаряды стали разрываться один за другим.

Всадники отпустили удила, а догадливые кони понесли их в лес. Конь князя шел впереди других, и он не старался его сдерживать. Кони вынесли седоков на опушку леса, и князю было неприятно оглянуться назад: возвышенные чувства были явно посрамлены его бегством от снарядов.

Он оправдывал себя тем, что не следовало ему умирать в поле от осколка снаряда, почти при полном отсутствии людей. Он искал смерти после благородного поступка, а именно — предварительно искрошив шашкой до десятка немцев.

Олег, дабы укрепить в собственном сердце оправдание, процитировал строфу из стихотворения своего отца:

Но пусть не тем, что знатного я рода,

Что царская во мне струится кровь,

Родного православного народа

Я заслужу доверье и любовь.

Однако и песня отца его не успокоила: позади его по-прежнему ехали трое солдат, и мог ли он заслужить их доверие и любовь, если первым так постыдно бежал от разрывов немецких снарядов?

Сопровождавшие князя нижние чины следовали за ним по пятам. Его волновало присутствие этих трех солдат, и он стал торопить коня, полагая где-либо обнаружить немцев. Честолюбие преследовало князя, и он решил, что в присутствии нижних чинов он, как герой, уже не дрогнет перед наседающим врагом.

Случай также, сам по себе, торопился навстречу князю. Журналы и газеты посвятили князю подвалы и столбцы, были напечатаны его портреты, российские простаки возвестили миру о том, что земля царственной кровью оросилась. Героизм князя совпадал с победой русских в Восточной Пруссии. Но победа русских войск являлась мнимой, а смерть князя последовала вовсе не от героического подвига.

Князь, сопровождаемый тремя нижними чинами, продолжал путь по лесной опушке. Солдаты были еще среди деревьев, когда конь князя вынес его на поляну.

Конь, неожиданно для Олега, зафыркал, навострил уши и остановился. С противоположной стороны, из леса, одновременно выступили пять немецких кавалеристов. Кони немецких кавалеристов, как и конь князя, сделали соответствующее количество шагов друг другу навстречу.

Всадники, сопровождавшие князя, были еще в лесу, и коней они остановили на опушке, не доезжая поляны. Кони немецких кавалеристов остановились, как и конь великого князя. У немецкого разъезда не было пик, как не было таковых у нижних чинов, сопровождавших Олега.

Пространство было так невелико, что кони не могли разбежаться, и они остановились для того, чтобы дать всадникам в продолжение минуты наглядеться друг на друга.

Из пяти немецких всадников князь приметил только одного, в лакированной каске с медным одноглавым орлом, позолоченным лучами солнца. У немца врезался в подбородок этишкет, и все лицо его налилось кровью. Немец отстегнул кнопку кобуры. Олег вздрогнул.

— Убери, мерзавец, револьвер; ты простой солдат, а направляешь дуло в особу, принадлежащую к российскому царственному дому! — хотел крикнуть князь, но не крикнул, да и немцу было бы все равно: три выстрела последовали одновременно — два с немецкой стороны, один от сопровождавших князя; сухое эхо повторило выстрелы.

Конь князя встал на дыбы и совершил поворот на задних ногах. Олег упал на землю, а немцы повернули коней от русского одиночного выстрела. Один из немецких