Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В данный конкретный момент я хочу, чтобы она вышла за меня замуж.
— Нет.
— Давай я сама догадаюсь, — предлагает Джессика. — Ты задумал аферу.
— Ну ладно, — сдаюсь я, осознав, насколько неуместно прозвучит сейчас предложение руки и сердца. — Вообще-то я задумал одно дельце. Мне нужна девушка. Женщина, — поправляюсь я. — Да, девушка, — в итоге говорю я, решив, что Джессике будет приятнее услышать именно это. — А тут ты сама позвонила, и в общем… — Я замолкаю.
— Я думала, ты завязал.
— А я и завязал. То есть пытался завязать.
— И что стряслось?
— Дело в Тоби…
— В Тоби?
— Да, в моем сыне.
— Сыне? Сколько ж ему? Лет двенадцать, вроде?
— Типа того, — пожимаю я плечами. — Вообще-то, ему уже двадцать пять.
— Господи, — удивляется она. — Да ты уже совсем старый.
— Спасибо. Давай поженимся.
Я так и не услышу ответа, ведь прежде чем мы сможем продолжить семейную сцену принцессы и свинопаса, придется узнать, кто стучит в дверь. Лысый секретарь просовывает голову в кабинет.
— Джессика, — говорит он тихим спокойным голосом, словно хочет напомнить об ожидающем в коридоре посетителе. — Есть стояк. Можно продолжать.
— Понятно, Левон. Я сейчас.
Левон закрывает дверь.
— Кип, мне надо идти, — объясняет она, поворачиваясь ко мне.
— Солнце встало, и пора за работу?
— Умно. Никогда не слышала этой шутки.
— Правда?
— Нет, конечно. Уже раз сто слышала. Только за эту неделю, — говорит Джессика, поднимаясь из-за стола. — Рада была тебя видеть, Кип.
— И все?
— В смысле?
— Это все? Больше ты мне ничего не скажешь?
— Мне надо работать. Сейчас каждая минута дорога… сам знаешь.
Еще бы мне не знать.
— Джесс, если серьезно…
— Ладно, — перебивает меня она. — Я согласна.
— На что?
— На эту твою работу. Аферу. Или что ты там задумал. Ведь ты за этим пришел?
Ну ладно, со свадьбой пока не вышло. Надо будет потом еще разок попытаться.
— Да, именно за этим я и пришел.
— Я знаю, ты не обратился бы без особой необходимости. Ты не стал бы меня просить рисковать всем этим, — обводит она рукой свой кабинет со столом из «Икеи», фикусом и холодильничком. Я, как всегда, не могу понять, в шутку она говорит или нет. — Ведь все действительно серьезно?
— Тоби в беде, — объясняю я.
— Тогда можешь на меня рассчитывать.
— А ты не хочешь узнать…
— Просто сделай так, чтобы я не оказалась в тюрьме.
— Обещаю, этого не произойдет, — киваю я.
— На том и сойдемся, — соглашается Джессика, отходя к двери и открывая ее. — А сейчас надо сцену доснять. Хочешь посмотреть?
— Не особенно.
— Ничего, я тебя не виню, — говорит она. И, чмокнув меня в щеку, растворяется на съемочной площадке.
* * *
Вам, наверное, интересно, было ли у меня что-нибудь с Бриллиантовой Бриттани, она же Джессика Смит. Было, тринадцать лет назад в Санта-Барбаре. Жертва нашей аферы — владелец сети бакалейных магазинов в Неваде — распсиховался и не пришел на свидание с дамой, ищущей партнера для ни к чему не обязывающего секса. Мы были одни в гостиничном номере, теплый ветер шелестел в листьях пальм за окном, и нам вдруг самим захотелось ни к чему не обязывающей ночи. Мы занимались любовью в ночной прохладе и заснули в объятиях друг друга. Наутро я поднялся с ноющей болью в животе и осознанием того, что совершил страшную ошибку — я разрушил все, я обошелся с самой важной женщиной в моей жизни как с какой-то девицей по вызову. Наверное, она чувствовала нечто похожее. Ведь хотя потом мы ни разу не вспоминали о том случае, ни слова о нем не проронили, любовью мы больше не занимались. Наверное, мы оба так решили.
И в этом, быть может, и заключается настоящая, вечная любовь, вы не находите? Когда у двух людей возникает одна и та же мысль, когда они соглашаются с нею, не обмолвившись при этом и словом. Как еще, кроме как любовью, можно это назвать?
* * *
Но, естественно, о ночном звонке все же стоит задуматься.
От женщины четыре года ни слуху ни духу, а потом, когда вы планируете аферу, она вдруг звонит, чтобы поинтересоваться, как дела. Каковы же шансы, что это простое совпадение?
Я трижды пытался радикально изменить свою жизнь, и все три раза меня ждала неудача. Может, хватит уже пытаться?
Попытка первая: мне было двадцать, я заявил отцу, что не желаю идти по его стопам, что я устал обманывать, устал постоянно оглядываться и все время бояться полиции. Я поступил в нью-йоркский университет Квинс-колледж на юридический факультет, поскольку, как мне казалось, тем, кто за мной гоняется, живется куда лучше, чем мне.
Отец отозвался на мое решение тихой яростью, словно я нанес смертельное оскорбление всему, чего он достиг. Отчасти он, конечно, был прав. Он перестал со мной разговаривать, но последнее слово все равно оставалось за ним: словно в пику мне, он умирал. Последние девять месяцев своей жизни отец был прикован к постели, кожа его пожелтела, от него воняло. Мать тем временем должна была как-то расплачиваться со всеми его долгами. А задолжал он много и очень опасным людям. Я бросил университет и вернулся на улицы. Я проворачивал самые разные аферы, пока не выплатил все долги родителей. Прошло полгода: они оба были мертвы, а я так и не вернулся в университет, даже не попытался. Мой отец победил и теперь ухмылялся из могилы.
Попытка вторая: мне было сорок два, я был уверенным в себе человеком — наконец-то, спустя двадцать лет. Я оглядывался вокруг, видел успешных людей — честных людей, никогда не нарушавших закон, никогда не вздрагивавших при виде полицейских мигалок в зеркале автомобиля — и понимал, что я умнее любого из них. Я решил, что мог бы жить такой же скучной жизнью, иметь участок в западном пригороде Лос-Анджелеса, с бассейном во дворе и двумя машинами в гараже. Коль скоро они, люди работящие и звезд с неба не хватающие, смогли преуспеть в бизнесе — в честном бизнесе, — то и я смогу.
Я сел за стол и попытался представить себе идеальное дело честного человека — дело, которое приносило бы доход, используя недостатки людей — их лень, тщеславие и несдержанность.
Так родилась «Карточная диета».
Только представьте: продавать за сорок девять долларов девяносто пять центов колоду карт, которую можно купить за девяносто девять центов в тайваньской торговой компании «Шуньксинь». А теперь представьте, как вы продаете эту колоду каждому американцу, страдающему избыточным весом, но слишком ленивому или глупому, чтобы осознать очевидное: надо поменьше есть и побольше заниматься спортом.