Пожилая женщина не стала входить в комнату вместе с ним. Войдя, Буров огляделся. Помещение ни о чём ему не говорило. Стены давно забыли о печальном событии, с тех пор их, должно быть, дважды белили. И всё же Буров заставил себя сосредоточиться и представить позицию покойного, расположение предметов, суматоху тех дней. Нет, комната ровным счётом ничего ему не говорила. Он спустился в холл и, решив не разыскивать уборщицу, вышел на улицу и двинулся в обход здания, внимательно вглядываясь в каждый закоулок, как будто ещё надеялся обнаружить какие-нибудь следы.

Так он незаметно спустился вниз к реке, а пройдя лесом ещё метров двести, через дырку в заборе вступил в пределы посёлка. Здесь было оживлённо, местные жители и обитатели трёх дачных участков сновали туда-сюда вокруг главного объекта их интересов — торгового павильона, вмещавшего под своей размашистой крышей продовольственный, промтоварный, хозяйственный и мебельный магазины, а также большой винный отдел, радующий глаз разнообразием бутылок и пестротой этикеток. Бурову тоже захотелось вдруг отвлечься, окунуться в эту суету праздношатающихся отдыхающих, побродить в тишине леса, посидеть у реки и потом завалиться спать в уютном номере в ожидании полдника или ужина. Но, увы, ему надо было искать старшину Величко, чтобы установить, какая доля правды содержалась в рассказе уборщицы.

В отделении милиции Буров узнал, что бывший старшина, а ныне сержант Величко в настоящий момент находится на посту в районе автовокзала, и отправился туда. Сержант оказался высоким, ладным здоровяком лет тридцати пяти. Его голубые глаза выдавали спокойный нрав.

— Товарищ сержант, у вас не найдётся для меня свободной минуты? — Буров предъявил удостоверение. — Мне надо с вами кое о чём поговорить.

Сержант внимательно рассмотрел удостоверение и дружелюбно улыбнулся:

— Я в вашем распоряжении, капитан.

— Пройдёмся немного пешком?

— Да, конечно… Я сам люблю разговаривать… на ходу. Так в чём же дело?

— Вы помните эту историю… в пансионате «Опушка»?

Сержант остановился и многозначительно хмыкнул:

— Я так и знал, что рано или поздно этим делом снова заинтересуются!

— Это почему?

— Да как вам сказать. Слишком уж быстро черту подвели. Нет, я не то чтобы против определения, которое вынес прокурор, а просто нужно было до конца выяснить кое-какие подробности.

— Я читал ваши донесения…

— Было дело. Следователь поручил мне провести расследование на турбазе. Я провёл и узнал, что Веры Прохиной там и в помине не было. А потом наш товарищ мне сообщил, что видел её в гостинице, в посёлке.

— Ну и как, вы проверяли, соответствовало ли это действительности?

— Конечно, проверял. Я просил, чтобы мне дали разрешение ещё покопаться, но всем было уже не до меня. Тот, которого звали Рубцов, повесился, и расследование прекратили.

— Ну, а самостоятельно вы ничего не предпринимали? Так… для очистки совести?

— Раз уж вы спросили, капитан, врать не стану. Приказа я не получал, но кое-что сам разузнал. Поговорил, например, с приятелем своим из гостиницы…

— Ну и?.. — Бурову не терпелось.

— Тот мне сказал, что Вера Прохина была у них с каким-то Ларичевым Кириллом. Я решил, что это, верно, был сын покойного, находившийся, по словам его матери, на Валдае, но делом этим уже никто не интересовался. Так что я никому не стал и докладывать. Известно ведь, что вокруг любого преступления и без того столько ложных версий — запутаться можно в два счёта. Да и кто меня стал бы слушать… после драки.

— Но то, что вы сказали о Кирилле Ларичеве, — доказано?

— А зачем бы я стал вам о недоказанном говорить? Своими глазами видел его фамилию в регистрационной книге и номер паспорта в придачу, у нас с этим строго — много пришлых, а поблизости зона ПВО.

— А ещё что-нибудь вам удалось узнать?

— Ой-ой-ой! Послушать все разговоры в то время, так ушей не хватило бы! Стрельба, пятеро убитых, не знаю, сколько раненых, кража ценностей из местного музея плюс найденный клад. — Сержант от души рассмеялся.

Несомненным было одно: сын Ларичева в тот день находился в посёлке, то есть в непосредственной близости от «Опушки». В пансионате у него тоже был забронирован номер, и уборщица видела его накануне вместе с Верой Прохиной, но после смерти отца он в «Опушке» вроде бы не появлялся. Зато встретился и провёл ночь почему-то в гостинице по соседству с той же Прохиной, которая ехала с его отцом в одном вагоне. И потом этот странный пожар в ночь на понедельник и гибель сторожа. Не много ли совпадений.

— Ещё минуточку, сержант! Сразу же после событий в «Опушке» был ещё пожар по соседству — человек сгорел… Что вы об этом скажете?

— А чего тут говорить! Дело ясное. Сколько раз хотели этот бомжатник закрыть и обоих молодцов за сотый километр услать: пили как проклятые, гулянки в вагончиках устраивали, шум-гам… Хорошим это не могло кончиться. Да администрация пансионата всякий раз упрашивала, мол, без них как без рук, когда трезвые — и сварщики, и грузчики, и столяры, и траву покосят, на все руки мастера, да и тихие оба, чего с хроников взять, беженцы из Молдавии, возвращаться им некуда, паспортов нет… Раиса вон после Володьки осталась, работящая баба, сторожиха в соседнем дачном кооперативе, дочурка Светлана, горбатятся на частников, деньги зарабатывают… Одним словом, так и записали: смерть от несчастного случая, в данном случае пожара, в состоянии тяжёлого опьянения. Беженец или бомж — разница небольшая, какой от него прок… И какая тут ещё связь с «Опушкой» — там дело посерьёзней.

— Ну а товарища его и жену допрашивали?

— Спрашивали для порядка. Василий, пьянь, ничего не видел, говорит, потому как спал, а проснулся — вагончик-то, тю-тю, сгорел, а в нём закадычный друг Володя, как заснул среди бутыльцов, так и не проснулся. А жена Рая вообще в отъезде была, у родственников на Украине — проверяли, правду сказала.

— Ну что ж, и на том огромное спасибо за разъяснения, — поблагодарил Буров. — Вы мне сообщили бесценные сведения. Жаль, что вас тогда некому было внимательно выслушать. Примите мои извинения от имени моих московских коллег.

— Ладно… чего там, — довольно улыбнулся сержант. — Меня досада брала, когда думал, что эта информация могла бы пригодиться. А вовсе не для того, чтобы выставиться, понятно?

— Понимаю, но «выставиться» таким образом тоже иной раз не вредно, — успокоил его Буров.

Попрощавшись, он направился назад к дому отдыха и через десять минут уже стучался в дверь сторожки, где обитала уборщица.

— А я было подумала, что ты уехал, милок, не простившись, — с ехидцей сказала женщина.

— Как можно? — запротестовал Буров. — Я только прошёлся немного, всё равно ведь сестры-хозяйки нет.

— Нет, не явилась пока. Зато вот кое-кто другой к нам приехал.