Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посушим портянки, согреем пищу и вскипятим воду,— рассудил он, подбрасывая оторванную от дерева бересту в еле дышащий огонек,— а заодно решим, как поступать дальше.
— Давайте, ребята, ищите сучья на деревьях,— предложил опытный в таких делах бывший тракторист Михаил Якимов. Вскоре костер разгорелся что надо, давая тепло и поднимая настроение партизан. Они вынимали из своих вещмешков непритязательную пищу, грели ее, а заодно сушили портянки на огне. Послышались шутки, веселые рассказы и, как всегда, доброжелательные подначивания.
Больше всего доставалось мельнику из деревни Соколище Булавскому, который ел сухой черствый хлеб, запивая его кипятком.
— Михаил Иванович, дорогой,— чесали языками партизаны, вспоминая сытую райскую жизнь своего товарища,— как переваривает твой нежный желудок такую еду. Он погибнет, как фашисты от нашей пули.
— Бывало, приедешь на мельницу, а вокруг Булавского вертятся одна баба лучше другой, — вступали в разговор следующие.— Мишенька, миленький, сделай крупицу так, как в прошлый год, а мучицу тоже. А наш Миша, знай, задирает голову повыше, а глаза пониже… Еще бы!
Все дружно смеялись, поглядывая на Булавского. Он тоже, не злясь и не огрызаясь, смеялся вместе со всеми, иногда только добавлял:
— Трепачи несчастные, вы бы так воевали, как трещите языками. Учтите, что бабы любят меньше всего болтунов.
Машеров ценил Булавского за его смекалистость, надежность и смелость. Этот человек, сразу же после оккупации, организовал сбор оружия и боеприпасов, вступил в подпольную комсомольскую организацию и стал вести там агитационную работу. На комсомольца Булавского можно было бы во всем положиться. Можно сказать, что его любили все партизаны. Ну, а кого любят, того и голубят. Не вмешиваясь в разговоры партизан, командир неожиданно поддержал последние слова комсомольца.
— Воевать, друзья, труднее, чем лясы точить. Здесь наш Миша абсолютно прав. Мы еще слабо бьем врага, учтите. Слабовато знаем его тактику. Вот просидели столько часов в засаде и без толку. И все потому, что наш Пузиков палит из своей пушки, когда захочет.
Неожиданно один из молодых партизан прервал командира стихами:
Майским теплым днем
Года сорок второго
Фашистского гада ждем,
Уничтожим — не дано иного.
Машеров удивленно посмотрел на юношу:
— Откуда эти стихи?
— От злости, Петр Миронович!
— Не понимаю.
— Когда томился в ожидании около шоссе,— пояснил партизан,— вот и пришли они на ум.
— Выходит, тебя нужно почаще держать в подобной ситуации, и у нас будет свой поэт,— пошутил командир.
— Может быть,— неопределенно пожал плечами юноша.— Лишь бы опять не безрезультатно.
Пробыв еще несколько часов около костра, партизаны вновь двинулись к дороге, но на другое место. На сей раз им повезло. Едва успели занять выгодную позицию, как на шоссе показалась легковая машина. Она блестела в лучах яркого солнца. Все приготовились к бою и ждали сигнала командира. Эти последние секунды тянулись особенно томительно.
— Огонь! — скомандовал Петр Машеров.
Первым заговорил ручной пулемет, за ним начали стрелять остальные. Из пулемета строчили Дмитрий Шелепень и Петр Гигелев.
Автомашина резко свернула на обочину. Из нее стали выбираться немцы и, отстреливаясь, побежали в сторону мелкого сосняка по другую сторону шоссе. Минута — две промедления — и они могли бы исчезнуть из глаз. Машеров, крикнув «За мной!», бросился за удирающими оккупантами. Он стрелял из автомата прицельно, короткими очередями. Рядом с командиром бежали несколько партизан. И вдруг Машеров, резко откинув левую руку, упал на землю. Лежа, он продолжал еще стрелять, не придавая значения боли в ноге. Первым увидел упавшего командира Кирилл Бондарев. Он подбежал к нему и спросил:
— Что с вами, Петр Миронович?
— Да вот, чиркануло по ноге, Кирилл Анисимович,— сморщившись, ответил Машеров и попробовал встать, но резкая боль помешала этому. Опершись на автомат, он все-таки поднялся.
Бондарев, подхватив командира под руку, повел его тихонько в сторону от шоссе. В это время подбежали другие партизаны и помогли Бондареву вынести Машерова подальше в лес. Здесь они начали осматривать и перевязывать раненую ногу. Ранение оказалось серьезным. Пришлось соорудить из плащ-палатки носилки и на них доставлять в место расположения отряда раненого командира. Но прежде, чем покинуть место боя, Мащеров, держа в руках захваченный Пузиковым у немецкого офицера кожаный портфель, приказал еще осмотреть подбитую легковушку и подобрать там все предметы.
— В машине ничего не осталось для нас интересного,— недовольно пояснил Петр Гигелев.— Разве только грязные куски газет, в которых было завернуто сало.
— Вот, вот, Петр Егорович,— оживился Машеров и тут же сморщился от боли, и капельки пота потекли по лбу.— Даже маленький кусочек бумажки или той же газеты нам может пригодиться. Запомните, друзья, эту истину навсегда. Не теряйте времени…
Николай Гигелев и его брат Петр Гигелев, Владимир Ефременко тронулись обратно к дороге.
— Втроем идти нельзя,— запретил Машеров.— Это опасно. Нужно охранять шоссе с двух сторон, пока двое будут осматривать автомашину. Пусть идут еще Иван Михайлович Малахов и Михаил Павлович Якимов. Идите быстрее, но очень осторожно, а потом догоняйте нас.— Он, сделав усилие, улыбнулся.— Надеюсь, что далеко от вас не убежим. Однако, на всякий случай, будем собираться на известных всем местах. Ясно, друзья?
— Ясно, Петр Миронович.
И партизаны, двенадцать человек, разделившись на две группы, пошли в разные стороны. Через три часа они снова были вместе, неся на носилках раненого Петра Мироновича Машерова. Он старался хоть как-то облегчить свою и боевых друзей участь. И хотя его тощая комплекция весила немного, но пронести ее десятки километров по лесным тропам было не так легко. Петр Миронович попросил снять с него амуницию и снаряжение, оставив себе лишь гранату-лимонку и пистолет. Свой автомат он передал шедшему впереди Владимиру Шаблову.
— Если возникнет опасность, Владимир Александрович,— попросил тихонько Машеров,— то сразу же автомат передай обратно мне.
— Хорошо, Петр Миронович,— согласно кивнул головой Шаблов и успокоительно махнул рукой.— Все обойдется, немцы сюда носа не покажут. А если и пойдут, то крупными силами, и не сейчас…
— Ладно, ладно, — перебил его Машеров. — Я предупредил для порядка. А вообще мы должны быть всегда начеку.
Потом Владимир Шаблов вспоминал: «…Отчетливо стоит в глазах сверкающее в лучах восходящего солнца шоссе, связывающее два немецких гарнизона — Россоны и Клястицы. Четко обрисовывается опушка леса, на