траве, да еще под прицелом недалеких немцев. Но, видимо, на войне так принято. Янис сказал, что немцы сидят за дорогой и чуть дальше, где относительно сухо. Пахомов добавил, что врага не особо много – отделение или два боевого охранения. Тут оказалось, что больше всех высмотрел москвич, он и направления канав запомнил, и по карте «проползанное» пространство четко представлял, и ориентиры запомнил. Лично Янис никакого «столба типа «жердь колхозная»» вообще не видел.

— Четко, товарищ Серега, – одобрил старший лейтенант. – Доучишься, призовешься, РККА на тебя возложит большие надежды. Главное, сейчас под пулю не попади. А то у тебя иногда задница забывается и к альпинизму стремится.

— Понял, проведу с частью тела воспитательную работу, – заверил москвич.

— Вот-вот, поставь ей там на вид. Так, давайте еще метров сто, до поворота дороги и будем поворачивать, – распорядился Василек.

Чуть продвинулись, промокшие колени и локти Яниса уже порядком стыли.

— Да, в дюнах, по песочку, было бы приятнее, – прошептал, оборачиваясь, ползший чуть впереди Серега.

Ответить Янис не успел – глаза товарища расширились, смотрел москвич назад и левее. Там среди травы что-то зеленело, тоном чуть ярче зарослей.

— Товарищ старший лейтенант! – шепотом завопил Серый.

Человек лежал вытянувшись, на лице фуражка с зеленым верхом. Не двигался, оружия рядом не имелось. Старший лейтенант открыл лицо лежащего – заострившееся, бледно-серое, проверил пульс у горла. Было очевидно, что человек мертв, но, видимо, полагалось проверить.

— Мертв, — Василек приподнял подол распоясанной гимнастерки лежащего – там белели и бурели пропитанные кровью бинты – пощупал нагрудные карманы. – Документов нет. Оставили его.

Янис завороженно смотрел в лицо с короткой, но очевидной щетиной, с закрытыми безучастными глазами. Вот так ползешь сквозь зелень, ползешь, и… остаешься здесь навсегда.

— Туда они уползли, – Серега указывал куда-то в кусты.

— Вижу, – старший лейтенант смотрел туда же. – Здесь оставайтесь.

Василек нырнул в кусты, остальные переглянулись.

— Погранцы отходили. Наверное, под пулемет попали, – Пахомов вернул фуражку на лицо убитого.

— Эй, спецсвязь, помогайте, – окликнул невидимый командир – двигался сквозь заросли Василек практически бесшумно.

Пограничников было четверо, здоров только один, остальные раненые, измученные, в почерневших бинтах. Пахомов отдал флягу – пили жадно, захлебываясь.

— С ночи здесь, ни тыр, ни пыр – или в озеро упираемся, или в немцев, – хрипло пояснял сержант с распоротой штаниной и ногой в липком черном бинте.

— Из группы майора Черникова? – спросил Василек.

— Да, 12-й погранотряд, у Барты нас отсекли. А вы нас ищите, что ли? – невнятно бормотал пограничник с вспухшей, аж почерневшей щекой.

— И вас тоже. Ничего, сейчас выберемся, тут с километр будет. Рабочий отряд оборону держит, там машина, живо в госпиталь. Всё недалеко, – обнадежил старший лейтенант.

Посыльные волокли обезножившего сержанта, тот старался отталкиваться здоровой ногой, но получалось слабо.

— Эх, итить его… тяжелый я. Отожрался.

— Судя по весу, сплошной мускул, – пропыхтел Серега. – Слегка перекурите в госпитале, опять немцев тренировать начнете.

— Их, сук, потренируешь… Хваткие, гады. Ты бы меня на «вы» и по званию именовал, очень люблю, когда меня с уставным уважением транспортируют.

— А как иначе?! Вернусь, буду хвастать, в школе выступать, как «лично спасал дважды орденоносца».

— Итить… А почему «дважды»?

— Странный вопрос. Орден за ранение и личный героизм полагается? Полагается! Второй тоже заслуженный – за нахождение в отряде товарища Васюка.

— А, это ты что ли – Васюк?

— Вот, уже проникаетесь ответственностью ситуации, – скромно подтвердил москвич.

Сержант обессиленно гмыхкнул:

— Далеко пойдешь, не иначе – в командармы. Болтун. Но это правильно. Без юмора нам сейчас нельзя. Я, правда, сейчас орден на укольчик сменял бы. Дробит ногу, спасу нет.

— Сейчас на «Линде» в госпиталь доскочим, там у них на стене планировка висит: «Орденоносцам уколы удвоенные, клистиры нового облегченного типа, литр какао, санитарки чернобровые»… – взялся цитировать Серый.

— Чернобровые? Вот ты изувер… – стонал пограничник.

Такую ерунду нес москвич, что у любого брехливого курада глаза бы на лоб полезли. Но ползти было действительно легче, Янис поправлял закинутую за спину и постоянно съезжающую винтовку пограничника, вместе с Серегой слаженно сдвигали тяжелое тело дальше.

У окопов навстречу метнулись бойцы рабочего отряда, уже на носилках поволокли раненого сержанта к машине, остальные пограничники ковыляли сами.

Посыльные размещали раненых в кузове, Стеценко уже заводил.

Подошел старший лейтенант:

— Сдадите в госпиталь и сюда обратно, нас с Пахомовым заберете. Мы пока результаты рекогносцировки осмыслим. Не задерживаться, понял, Васюк!

— Что мы, без понятия?! – обиделся москвич.

Катили по уже совсем знакомой дороге мимо озера и батарей. Серега развлекал пограничников ярким рассказом о побитии немцев на железной дороге. Выходило, что там не меньше двух эшелонов накрыло и видели немецкую генеральскую фуражку – ее взрывом прямо на сосну закинуло.

Сержант-пограничник тронул Яниса за колено:

— А ты чего молчишь? По латышской молчаливости? Или не по себе?

— Я эстонец. И малость не по себе, да, – признался Янис. – Еще не привык.

— А вот это, может и верно. Нельзя привыкать. Целей будешь.

В городе пахло дымом, немец опять бомбил и кидал снаряды. Проехали мимо подводы с убитыми, накрытыми куском парусины. Чувствовалось, что дело идет не очень хорошо. На севере у «Тосмаре» продолжался бой, сейчас вроде бы куда активнее чем утром, артиллерия так и долбила.

Но в госпитале всё было налажено, раненых приняли мигом. Суровая маленькая тетка-медсестра записала данные о вновь принятых раненых, об обстоятельствах эвакуации в тыл. Серый диктовал бойко, намекнул, что люди от границы пробивались, героически. Медсестра ответила, что тут все героические, можно не беспокоиться, помощь окажут в лучшем виде.

Стеценко доливал воду в радиатор, вокруг «Линды-2» стояли легкораненые, рассматривали пропылившуюся надпись.

— Что там за дела на передовой, разведка? – спросил боец с туго примотанной к груди рукой.

— Да чего «разведка», связь мы, обычные посыльные, – заверил Серега тоном, подтверждающим прямо противоположное. – И дела обычные, военные. Без сенсаций.

— Ты образованность тут не лепи, – сказал красноармеец с почти наглухо замотанной головой. – Говорят, к «Тосмаре» и каналу немец прорвался?

— Вот все что нынче говорят, все подряд и правда! – охотно