Мелодия погасла, Антон поднялся и засобирался. Они забрались на трактор и вскоре выехали на асфальтовую дорогу. Небо затянулось облаками, жара, как и обещали по радио, лишь только пробовала свои силы. Справа стоял лес, слева лежало поле — все тот же скромный набор ландшафтов средней полосы. Антон крутил огромный руль, Дуня волновалась:

— Тебе не холодно, Антон? Накинул бы олимпийку.

— Сама смотри не простынь, — отвечал подобревший после обеда Антон.

«Началось», — удовлетворенно думала Дуня.

На обочине стояли несколько человек в белом. Завидев трактор, они принялись неистово махать руками. Подъехав поближе, Антон понял, что это не врачи, а просто модная молодежь. А остановившись, и вовсе опознал в молодежи своих приятелей — Кирилла и Барби. Кирилл, всегда возбужденный наследник какого‑то нефтегазового деятеля из правительства, посвятил свою жизнь организации выдающихся музыкально‑танцевальных мероприятий, а Варя, всегда спокойная, была рядом и предпочитала, чтобы ее называли Барби. Их белоснежные одежды не оставляли сомнений в том, что где‑то рядом проходит та самая «White party Солнцестояние», приглашение на которое осталось грустить у Антона дома на столе.

— Кирилл! — воскликнул Антон. — Привет!

— Антоха! Здорово, брат! Где ты взял трактор?

Антон хотел было придумать остроумный ответ, но Кирилл тут же перешел к делу:

— Трактор — это бомба! Мы, прикинь, застряли, в лесу — каша! Мы как раз думали поймать кого‑нибудь, Леха как раз сказал — вот бы трактор тормознуть — а тут ты!

— Трактор — чума, — подтвердил лысый Леха в белом балахоне.

Дуня пыталась сообразить, как ей правильно себя вести. Социум не был учтен в ее схеме, но так даже интереснее. Опосредованная оценка, игра на тщеславии — если не очень уверенный в себе самец (она покосилась на Антона, с растерянной улыбкой ковырявшего руль) получает одобрение группы в своем выборе самки, ее статус в его глазах взлетает до небес. Даже если раньше он не был так уж уверен в своем выборе. Нужно переключаться на группу, решила Дуня. Оставалось определить систему ценностей, которую исповедовала группа. Поверхностный наблюдатель мог бы предположить, что самым главным в жизни эта небольшая компания считает стиральный порошок с отбеливателем. Но Дуня смотрела в самую глубь человеческой психологии, поэтому сформулировала для себя ценности группы как экстравагантность, яркость, оригинальность. А что может быть оригинальнее для этих богемных мужчин, для их эмансипированных спутниц, чем патриархальная женщина, хранительница очага, заботливая и покорная?

— Ты вовремя, в девять начинаем, хотя погода что‑то портится, ну да хрен с ней, — возбужденно продолжал Кирилл.

— Да я, собственно… — начал Антон.

— А я ему говорю, — неожиданно вступила в беседу Дуня, — надень куртку, холодно становится, а он ни в какую!

— Это Дуня, — сказал Антон, поморщившись.

В глазах Кирилла мелькнуло умиление (или Антону так показалось?), мысль о том, что эти взбитые сливки московской богемы могут принять Дуню за его девушку, была неприятной. Ему захотелось как‑то деликатно обозначить дистанцию между собой и этим лесным чудом в мини‑юбке, например закричать: «Это не со мной! Это не я!» — или хотя бы намекнуть на несерьезность их тандема, мол, этот так, случайный каприз, артист в поисках экстравагантных источников вдохновения расширяет антропологические границы восприятия…

— Хэй, всем привет! — Дуня замахала рукой с интенсивностью провожающего пароход. — А чего вы все так вырядились? Запачкаетесь же!

— Привет, красавица! — сказал Кирилл, с улыбкой оглядывая Дуню. — Я Кирилл.

— Вы — друзья Антона? Прикол!

Дуня неестественно расхохоталась, друзья Антона озадаченно переглянулись. И пока Антон лихорадочно соображал, как исправить неловкость, Дуня продолжила атаку:

— Нет, правда, а чем вы стираете белое?

— Дуня, успокойся… — прошипел Антон.

— А я ничем не стираю, я выбрасываю, — захихикал Леша в балахоне.

— Да вы что! — поразилась Дуня. — Отдайте лучше мне!

— Так, короче, — деловито начал Антон, пнув Дуню. — Трос есть?

— Ай, чего ты пинаешься!

— Да вот, — Кирилл показал уже приготовленный трос.

Антон газанул, трактор с рычанием испустил струю сизого дыма, спасательная операция началась. Помочь Кириллу было приятно. Антон когда‑то консультировал его по поводу ремонта, и с тех пор они остались приятелями. Кирилл присылал ему приглашения на свои феерические мероприятия, и когда у Антона было настроение впечатлить кого‑то своим богемным образом жизни, он сам звонил Кириллу и напрашивался в гости.

Антон попросил друзей не рисковать белыми одеждами и начал сам прицеплять трос к трактору, всем своим видом давая понять, что его способности дизайнера простираются далеко за пределы ремонта и вообще не знают границ ни в городе, ни в лесу. Впечатление опять испортила Дуня:

— Антон, осторожнее! Не поранься!

Антон залихватски хмыкнул, вложив в этот звук концепцию полной невозможности пораниться.

— Дуня! — раздраженно сказал он и прищемил палец крюком. — Черт!

— Не суй в рот грязный палец! — вскричала Дуня, не забыв и о своем заботливом амплуа, напрыгнула на Антона и попыталась вытащить ядовитый палец из его рта.

— Вот из‑за тебя! Ты можешь спокойно посидеть пять минут?

— Надо промыть! Покажи!

Антон закатил глаза к небу.

— Да там ничего нет, просто прищемил чуток, сейчас поедем.

— Лучше и правда промыть, — подала голос Барби. — У меня где‑то пластырь был…

— У меня есть, есть пластырь! — обрадовалась Дуня и полезла в свой саквояж.

После некоторой неловкой борьбы Антон сдался и дал настойчивой сироте оказать себе ненужную первую помощь. Наконец трос был прицеплен, трактор взревел и внедорожник выкарабкался из лужи.

— Я с тобой прокачусь, — возбужденно сказал Кирилл, — когда еще по лесу на тракторе!..

— Давай залезай!

Колонна тронулась, Антон сурово оглядывал раздолбанную колею и жестами показывал ребятам в BMW на особо коварные лужи.

— Скушай бутерброд, Антоша, — сказала Дуня, тыкая ему в нос очередным порождением своего кулинарного энтузиазма.

— Какая вы заботливая, — смеясь, произнес Кирилл.

— Я — женщина, вот и все, — загадочно отвечала Дуня.

Антон смолчал, мысленно проклиная тропинку, которая привела его в дом изобретателя Коробкина.

Заброшенная лет десять назад угольная шахта «Беломухинская» давно волновала воображение Кирилла. Идеальный локейшен для трансового опен‑эйра — индустриальный колорит, близко от Москвы. В этом году удалось все подгадать как раз к летнему солнцестоянию — и получить разрешение властей, и договориться с наркополицией, чтобы они не совались на праздник, вовремя приготовить площадку, разослать приглашения. Стиль вечеринки сам собой продиктовался временем и названием места. Какой еще дресс‑код может быть на «Беломухинской»? Ну конечно белый цвет! Светлая подмосковная ночь, черные развалины шахты, и толпа людей в белом.