Вам наверняка не захочется это пропустить. Следите за следующими выпусками.

Где-то через полчаса после того, как я поговорила с Бэнкси, в дверь ко мне постучал Маркус. Я выкрикнула: «Отвали!», что вообще-то моя стандартная реакция, если честно, но меня просто разозлило, что Бэнкси с ходу отмел мою версию с фальшивой добровольной госпитализацией. Я все равно считала, что ее стоит разрабатывать.

Маркус постучал еще раз, но на сей раз не стал дожидаться ответа. Двери спален запираются, и у каждого из нас есть собственный ключ, однако большинство этим не заморачиваются, поскольку мы весь день мотаемся туда-сюда, а персоналу слишком часто приходится заглядывать к нам для проверок и по всяким медицинским надобностям. У каждого из нас в комнате имеется небольшой шкафчик с висячим замком — очень полезная вещь для всяких ценностей, поскольку телефоны и планшеты частенько уходят в никуда, но двери комнат обычно остаются незапертыми.

Войдя, Маркус присел на краешек кровати, словно мы с ним лучшие дружки.

— Опять в ППЗ, — сообщил он.

Наблюдение «в пределах поля зрения». Тоже мне удивил. Но настроения это не прибавило. Означает в точности то, что говорится в названии, — то есть кто-то из санитаров будет постоянно присматривать за мной двадцать четыре часа в сутки. Следить за мной за завтраком, обедом и ужином, сопровождать в туалет… Даже ночью кто-то будет обязательно сидеть сразу за моей приоткрытой дверью.

— Ну и ладно, — сказала я. — Как скажешь.

Маркус вроде как не спешил уходить — просто сидел, теребя свой бейджик, свисающий со слишком уж жизнерадостного вида шнурка всех цветов радуги.

— Просто стыд и позор, — наконец произнес он. — До сих пор ты и вправду хорошо себя вела.

— Недостаточно хорошо, чтобы отправить меня домой.

— Ну, все равно. Лучше обычного.

Маркус пытался проявить доброту, теперь я это понимаю. Говорил негромким голосом, как всегда буквально пропитанным заботой. Правда, это нисколько не умерило моего желания довести его до ручки и сделать остаток его дня таким же мерзким, как и у меня.

— А может, я просто дурила вам всем башку и вела себя так, как вы от меня ждали! — сказала я. — Говорила все правильные вещи. — Я постучала себя по голове. — Может, я по-прежнему всерьез долбанутая.

— Если дело в этом, то единственный человек, которому ты дуришь башку, — это ты сама, — отозвался он. — Послезавтра очередная оценка твоего состояния, так что посмотрим, как все сложится.

— Я в точности знаю, как все сложится! — огрызнулась я. — Вернее, скажем так — я знаю, что не сложится.

— Ты что, думаешь, мы не хотим отправить тебя домой?

Вид у него был такой, как будто он искренне имел это в виду, но, неотрывно глядя на него, я поймала себя на том, что размышляю о словах Тони насчет того, кто именно из медперсонала может быть этой его Тварью, и пусть даже сама эта мысль была дичайшей из всех, какие я только слышала, я просидела с полминуты, пытаясь представить, на что это было бы похоже, окажись все и в самом деле так.

— Мы хотим, чтобы все до единого пациенты в итоге отправились домой, — добавил Маркус.

Я попыталась изобразить улыбку.

— Ну что ж, насчет того, натурально я долбанутая или нет, то не берусь сказать, так это или нет — в смысле, твоя работа это выяснить.

— Это не так, — поспешно ответил Маркус. — Пожалуй, это все-таки работа доктора Бакши, или, по крайней мере, часть ее, а вот задача всех остальных из нас — следить, чтобы ничего с тобой не случилось.

— Ладно, по-любому… Я, может, и натурально долбанутая, но выглядишь-то долбанутым как раз ты. — Я подалась ближе и изучила его лицо. — У тебя такой вид, будто тебя пыльным мешком стукнули.

Маркус тихонько рассмеялся.

— Да просто жутко устал. Как и все мы.

— Нельзя так изнурять себя; надо малость тормознуть, старина. Рабочая неделя еще только началась, а ты уже вон какой…

— Мы не можем позволить себе роскошь тормознуть. Вдобавок ко всему Малайка сегодня приболела, дома сидит.

А я даже и не заметила, что ее нет в отделении.

— А замену из агентства так и не прислали.

— Бабла, видать, не хватает, — заметила я.

Он кивнул.

— У властей короткая память.

— Угу, я поняла, о чем ты. — Не так давно Маркус и тысячи тысяч таких, как он, были героями. Спасителями нации. А я была той, кто стоял возле своего дома вместе с остальными, хлопая им в ладоши[50].

— Не аплодисменты нам тогда были нужны… — Маркус встал. — А деньги и приличное оборудование. Четверо санитаров умерли в этом отделении!

— Угу, — произнесла я. — Госфинансирование — это как раз то, на что обычно забивают. В Мете такая же фигня.

Он остановился в дверях.

— И вот еще что…

— Что?

— Вот как раз это-то и подсказывает мне, что говорить о твоем полном выздоровлении пока рановато. Ты тут говорила про полицию… — Маркус опять начал играться своим дурацким бейджиком. — Типа ты как опять на них работаешь.

— О’кей, а вот теперь действительно проваливай! — рявкнула я.

Он остался стоять.

— Зачем ты задавала Феми все эти вопросы?

— Не пойму, о чем ты.

— О пропавших лекарствах.

— Ты, наверное, и понятия не имеешь, как раскрываются преступления, так ведь? — Теперь я уже сидела на кровати на коленях, крепко сжимая в кулаках одеяло, а мой голос звучал куда громе, чем у него. — Ты наверняка думаешь, что все это связано исключительно с камерами видеонаблюдения, мобильниками и всей этой технической фигней? А на самом же деле совершенно неважно, сколько бы такого добра у тебя ни было, — преступления раскрываются только потому, что живые люди вроде меня задают вопросы! — Я сделала пару глубоких вдохов. — Одного из твоих пациентов убили — я не уверена, что ты это до конца сознаешь.

— То, что произошло с мистером Конноли, и вправду ужасно, — сказал Маркус. — Но у меня по-прежнему есть пациенты вроде тебя, о которых нужно заботиться и за которыми надо присматривать для их же собственного блага. — Он опять взялся за свой бейджик и поднял его повыше, словно я никогда его раньше не видела. — Это моя работа.

— Верно. А мне не нужно, чтобы ты объяснял мне, как мне выполнять мою работу, договорились?

— Это не твоя работа, Алиса.