— У нас там небольшая заморочка, — сказала я.

Сложив купюру, Билли убрал ее в изрядно набитый бумажник и принялся прокручивать сообщения на своем телефоне.

— Что, опять какая-то заморочка?

— Не такая, как в прошлый раз, — ответила я, и он сразу двинулся в сторону главной дороги за воротами.

Ровно в девять пятнадцать я нажала на кнопку звонка и увидела через стекла обеих дверей, как к тамбуру направляется Джордж. Он кивнул и полез за ключами, а я прислонилась головой к стеклу и объявила: «Секундочка в секундочку, старина!», надеясь, что при этом не ору во весь голос и не ухмыляюсь как идиотка, сама того не сознавая.

Сообщила Джорджу, что собираюсь сегодня лечь пораньше, и подмигнула Донне, маршируя прямиком к своей комнате.

— Приятных снов, детка! — крикнул мне вслед Джордж.

Хотя всё он учуял, а как же иначе?

Ровно через десять минут они с Маркусом постучались в мою дверь, и не сильно-то много я могла с этим поделать. Пока они выворачивали мою комнату наизнанку, я несколько минут стояла за дверью в коридоре и рыдала, держа Малайку за руку и выслушивая, как она называет меня «дурочкой». Я прекрасно знала, что «травку» они найдут — я затолкала ее в носок одной из своих кроссовок, — но по пути сюда успела скрутить пару косячков и заныкала их понадежнее, так что хоть что-то должно было остаться.

Думай наперед и держи пальцы крестом, точно?

Позже, вдоволь наоравшись и попинав дверь, пока не заболела нога, я улеглась и постаралась заснуть. Я думала, что «травка» поможет, поскольку обычно так и происходило, но сейчас слишком уж много всего крутилось в голове. Завтра на утренней летучке в ординаторской мое имя наверняка будет упомянуто первым, и наверняка ничего хорошего мне это не сулило, но я решила, что это того стоило.

Короткая поправка душевного здоровья, я прекрасно это сознаю, но это было как раз то, в чем я нуждалась.

Здесь у нас вообще мало что утаишь — хватает и пациентов, и сотрудников со слишком длинными языками, — так что меня ничуть не удивило, когда сразу несколько моих сотоварищей по принудительной госпитализации выразили горячее желание присоединиться ко мне за завтраком, дабы вызнать подробности моей вчерашней эскапады из первых рук. Все так или иначе встревали в разговор или задавали вопросы. Я объяснила им, что речь идет всего лишь о малюсеньком пакетике «травки», что все это не стоит выеденного яйца, да и вообще не похоже, чтобы я тут единственная пыталась пронести в отделение наркотики — хотя, по моему мнению, если хоть что-то нарушает тут монотонное течение жизни, то это просто замечательно.

Глядя на меня в тот момент, вы бы решили, что я Пабло Эскобар[43] или типа того.

Лорен лыбилась так, словно я подняла ей настроение на весь день.

— Надо было сразу прийти ко мне, и вместе мы бы все обстряпали.

— Ну извини уж… — Я подняла руки и дурашливо поклонилась, словно бы с глубоким сожалением. — В следующий раз буду знать.

— Да пошла ты, — бросила она.

— Надо было использовать старый добрый «тюремный бумажник», — посоветовал Ильяс. — Засунуть «траву» себе в жопу. Не думаю, чтобы они туда полезли.

Я поблагодарила его за науку и сказала, что тоже буду держать это в голове.

— Не думаешь, что кто-то на тебя стукнул? — спросила Лю-Косячок.

— Я никому не говорила, — ответила я. — За полную дуру меня держишь?

Если б я так поступила, кто-нибудь из них почти наверняка шепнул бы на ушко Маркусу или еще кому-нибудь из санитаров — Донна, потому что пыталась бы помочь мне; Ильяс, поскольку, по его мнению, это повод позабавиться; Лорен, ибо она просто сука.

— Тебя опять посадили под наблюдение в поле зрения? — спросил Тварь.

— И это если повезло, — добавила Люси.

— Они мне еще не говорили.

Но обязательно скажут, как только закончится утренняя летучка. Впрочем, меня это особо не волновало, поскольку пусть даже прогулки вне стен отделения мне в ближайшее время не светили, я достаточно быстро вновь окажусь под обычным ежечасным наблюдением. Я уже знала, как вести себя, чтобы опять обрести доброе имя в глазах доктора Бакши — не говоря уже о том, что у них тут просто не хватает персонала, чтобы постоянно не сводить с кого-то глаз.

— Следи за тем, с кем общаешься, — предостерег меня Тварь. — Я все еще подозреваю, что одна из этих санитарок и есть Тварь. Типа как эта шотландочка.

Грэм, который до сих пор не раскрывал рта, похлопал меня по плечу. Шепнул: «А все равно классная попытка!», после чего подхватил под мышку почти полную тарелку овсянки, явно намереваясь проделать обычную процедуру с камерами наблюдения.

Лорен затянула «Вновь скованы одной цепью»[44].

Лю-Косячок и Ильяс оба спросили, не дам ли я им телефончик своего дилера.

* * *

Десять минут спустя, возле окошка для выдачи лекарств, едва только Феми передала мне бумажный стаканчик с моими таблетками, как я сразу сунулась к ней и спросила:

— А в последнее время у вас тут не пропадали какие-нибудь наркотические препараты?

— Чего-то я не понимаю…

— Отсюда. — Я ткнула подбородком ей за спину. — Чего-нибудь недосчитались?

— Нет, насколько мне известно. — Она протянула мне стаканчик с водой, уже улыбаясь какому-то «добровольцу», стоящему позади меня, но я не сдвинулась с места.

— Так что, ты бы знала? — Я немного выждала. — О таком всему персоналу сообщили бы, верно?

— Откуда такой интерес? — Феми явно начала испытывать озабоченность или смущение, я так и не смогла понять.

— Это часть моего расследования смерти Кевина, — объяснила я.

Она покачала головой, все еще помахивая передо мной стаканчиком с водой, а потом взмахом руки предложила «добровольцу» обойти меня сбоку.

Я повернулась к нему и улыбнулась.

— Мы скоро закончим.

— Полиция уже задавала нам эти вопросы, — сказала Феми.

— И что вы им ответили?

— Боюсь, что мне не разрешено обсуждать такие вещи с пациентами.

— Вполне возможно. — Я просунула голову практически в окошко. — Но кто-то все-таки убил Кевина, причем наркотики явно имеют к этому какое-то отношение…