Майк тут же осел на стуле, приобретя потерянный вид. Уронив голову, он пробормотал:

— Я туда не хочу. Я просто хотел посмотреть на ребенка Спринг.

Он взглянул на Роуз, которая, пуская слюнки, широко улыбнулась ему, и невольно расплылся в ответной улыбке. Но безмятежное выражение лица исчезло, стоило ему обернуться к Лайле.

— Они не позволили бы мне приехать. Сказали, что мой отец должен подписать какую‑то бумагу, разрешающую мне поехать, а он ни за что не подпишет.

Вначале Майк настаивал, что будет говорить только с братом, но, начав рассказывать, уже не мог остановиться. Он взял еще одно печенье с шоколадной крошкой, но вместо того, чтобы съесть его, нервно раскрошил в пальцах, и слова потоком хлынули из него:

— Я позвонил отцу, сказал, что хочу поехать сюда, но он ответил, что я не могу навестить ребенка, потому что должен оставаться в школе, под надзором. — Мальчик с нажимом произнес последнее слово, гневно сверкнув глазами и придав лицу упрямое выражение. — Но Спринг ведь была моей сестрой. — Его глаза наполнились слезами, и он заморгал, смахивая их. — Она любила меня, а я любил ее. И теперь она умерла. Я должен был приехать повидать Роуз, ведь так?

— По‑моему, так, — нерешительно поддержала мальчика Лайла, воздержавшись от критики его отца. И, поддавшись порыву, потянулась вперед, успокаивающе положив ладонь на сжатый кулак парня.

— Я так и думал, — закивал Майк, будто убеждая себя, что поступил правильно. — У меня было немного денег, я вышел из школы, купил билет на автобус — и вот я здесь.

Лайла не могла представить себе ребенка, который просто вскакивает в автобус и едет один.

— Где находится твоя школа?

— В Аризоне, — пробормотал он, рассеянно глядя на крошки печенья на тарелке. — И это полный отстой.

Автобусная поездка из Аризоны в Калифорнию была слишком долгой для двенадцатилетнего мальчика, путешествующего в одиночку, и Лайла какое‑то время молча благодарила Вселенную за то, что с ним ничего не случилось. Теперь, когда Майк был в безопасности, Лайла не могла не восхититься храбростью, которая потребовалась от него, чтобы самостоятельно одолеть всю эту дорогу. Только вот в глазах ребенка застыли обида и тревога.

И снова Лайла вспомнила свое беззаботное, прямо‑таки идиллическое детство. Она никогда не была настолько несчастна, чтобы решиться на побег. И, обращаясь к родителям с чем‑то важным, Лайла никогда не получала отказа, они не отворачивались от нее, не приказывали сидеть в своем уголке и помалкивать.

Выходит, Конни была права. Родители семейства Хадсон на удивление беспечно относились к самому главному. К своим детям. Разве отец Майка не слышал страдание в голосе мальчика? Неужели он не мог помочь сыну пережить скорбь по сестре?

Оставалось только надеяться, что в разговоре с младшим братом Рид проявит всю свою доброту! А пока он ехал домой, Лайла могла лишь поддерживать с мальчиком разговор, пытаясь заставить его забыть о своих страхах.

— Не любишь Аризону, да? — с нарочитой беспечностью спросила она, не показывая мальчику, как ее напугал этот побег из школы. Лайла дала Роуз кусочек банана, который крошка мгновенно смяла в кулачке.

— Дело не в Аризоне. Это все моя дурацкая школа, — пробормотал Майк.

Казалось, будто он застрял между детством и взрослой жизнью. Его лицо еще сохраняло округлость и мягкость, но уже было видно, что со временем его черты отточатся и он превратится в красивого мужчину. Но сейчас он был просто растерянным мальчиком, неуверенным в себе и в окружающем мире. Он был одет в черные брюки, черные ботинки и белую рубашку с красно‑синим гербом на левом кармане. В начале его долгой поездки школьная форма, видимо, была накрахмаленной и отутюженной. Теперь она выглядела такой же помятой и запачканной, как ее владелец.

Лайла поверить не могла, что двенадцатилетний мальчик просто вышел из ворот частной школы и вскочил в автобус. Что это за школа такая, которая не отслеживает перемещения своих учеников? И что это за родитель, если он мог не заметить, как его ребенок страдает от горя и тревоги?

Роуз, сидя рядом с Майком в высоком детском стульчике, вдруг зачерпнула пригоршню сухого овсяного завтрака и бросила в мальчика. Сначала он удивился, а потом пришел в восторг.

— По‑моему, я ей понравился. — Улыбка на мгновение развеяла мрак в его глазах.

— А почему бы и нет? — ответила Лайла и встала, чтобы подойти к телефону. Все еще улыбаясь детям, она произнесла в трубку: — Резиденция Хадсона.

— Говорит Роберт Хадсон. Кто вы?

Грубоватый неприветливый голос прозвучал так громко, что Лайла отодвинула трубку от уха. «Отец Рида», — догадалась она.

— Я — Лайла Стронг, и я здесь, потому что…

— Я знаю, почему вы там. Вы привезли ребенка Спринг Риду. — Последовала пауза. В повисшем молчании Лайла явственно услышала какой‑то стук, словно собеседник в раздражении барабанил чем‑то по поверхности стола. — Мой сын Майк — там?

— Ну… — уклонилась от прямого ответа Лайла, не желая сдавать мальчика, но и не собираясь волновать его отца. Если, конечно, он вообще волновался. Она взглянула на ребенка, который смотрел на нее полными волнения глазами. — Да, он здесь.

— Я хочу поговорить с ним. Сейчас же. Мне позвонили из школы, — резко бросил Роберт Хадсон, — и я прекрасно знаю, что он отправился к Риду. Я требую сейчас же позвать его к телефону.

— Ничего себе, — пробормотала Лайла. До мальчика, должно быть, доносились слова отца из телефонной трубки. Разъяренный голос родителя звучал все громче. Но Лайла не могла препятствовать желанию Хадсона‑старшего поговорить с сыном. — Подойди, пожалуйста. — Она закрыла рукой трубку и пояснила: — Это твой отец.

Его глаза тут же стали затравленными. Заставив себя подняться со стула, Майк поплелся к телефону, как осужденный — на казнь, и нехотя взял трубку:

— Привет, отец.

Старший Хадсон тут же заорал еще громче.

Лайла не собиралась подслушивать, но до нее доносились отголоски разговора. Она метнула взволнованный взгляд на Конни — пожилая женщина хмурилась. Но по‑настоящему потрясло Лайлу выражение лица Майка. Прямо у нее на глазах мальчик сжимался в комок, пока отец с пылом умалишенного выпаливал гневную тираду.

Из бессвязного потока удалось выхватить несколько слов. «Безответственный». «Избалованный паршивец». «Эгоист». «Взбалмошный».

Гнев Лайлы дошел до точки кипения. Смотреть, как этого милого мальчика доводили до слез, было выше ее сил.

— Дай‑ка мне трубку, Майк, — попросила она.

От изумления он разинул рот, но протянул ей трубку. Лайла улыбнулась ему и, игнорируя льющуюся из телефона гневную тираду, сказала мальчику:

— Почему бы тебе не закончить со своим печеньем и не посидеть с Рози?