наша школа не рождала ничего подобного! Ты, шельмец, бросил меня в дрожь! Ты необыкновенный музыкант! Моя жена только что заперла «Марию Магдалину» в шкатулке. Красноречивая деталь, не правда ли? Черт побери! Как же ты умеешь взволновать!

Засим уверяю тебя, дорогой, что никто не испытывает более искреннего восхищения и более нежной к тебе привязанности, чем твой Бизе».

Думаю, дети мои, вы будете благодарны мне за то, что я оставляю вам это свидетельство душевной чуткости прекрасного товарища, преданного друга, каким был и остался бы для меня Жорж Бизе, если бы слепая судьба не похитила его в самом расцвете славы и таланта. Он ушел от нас на заре жизни, когда мог ожидать многого от искусства, в которое вложил столько любви.

Глава 16

Сотрудничество пятерых

По обыкновению своему, я не стал ждать, повезет «Манон» или нет, и начал теребить своего издателя Артмана, будоражить его ум в поисках нового сюжета. Едва я закончил сетования, выслушанные молча, с чуть приметной улыбкой, как он ушел в кабинет и вернулся с рукописью на желтоватой бумаге, хорошо известной копировщикам под названием плюр, содержавшей пять тетрадей. Это был «Сид», пятиактная опера Луи Галле и Эдуарда Блатта. Передавая мне рукопись, Артман заметил: «Я вас знаю. И предвижу успех!» На это мне нечего было ответить.

Написать оперу по мотивам великого произведения Корнеля, с либретто, созданным авторами, с которыми я уже сотрудничал некогда на конкурсе Императорской оперы, где мой «Кубок короля Фуле» едва не получил первый приз, как я уже рассказывал, — этого хватило, чтобы идея мне понравилась. Как всегда, я выучил пьесу наизусть. Я желал, чтобы она всегда была перед моим мысленным взором, дабы не носить текст в кармане и иметь возможность работать вне дома: на улице, в свете, за ужином, в театре — везде, где я только мог находиться. Я с трудом отрывался от работы, особенно когда она, как в этом случае, меня увлекала.

Работая, я припоминал, что д’Эннери некоторое время назад отдал мне важное либретто, и я нашел в пятом акте одну сцену, что показалась мне проникновенной. Если сие открытие и не могло сподвигнуть меня написать музыку к пьесе, я все же хотел ту сцену сохранить. Я открылся знаменитому драматургу и получил от него согласие на то, чтобы вставить эту сцену во второе действие «Сида». Д’Эннери в итоге тоже присоединился к нам. Речь о той сцене, где Химена узнает, что Родриго — убийца ее отца.

Несколько дней спустя я читал романсеро Гильена де Кастро и позаимствовал оттуда эпизод, который стал сценой утешительного видения отчаявшемуся Родриго во второй картине третьего акта[15]. Я непосредственно вдохновился явлением Иисуса святому Юлиану Странноприимцу.

Я продолжал работать над «Сидом», в то время как представления «Манон» влекли меня в провинциальные театры, как французские, так и зарубежные, где она шла наряду с «Иродиадой».

Это случилось в Марселе, в гостинице «Бово», когда мне пришлось оставаться там довольно долго — я написал балет для «Сида». Я так хорошо устроился в комнате, которую занимал, и чьи окна, обрамленные балюстрадой, выходили прямо на старый порт! Отсюда открывался поистине волшебный вид. Комнату украшала лепнина, весьма примечательные картины расположились в простенках. Когда я выразил владельцу гостиницы свое удивление по поводу их отличной сохранности, он поведал мне, что об этой комнате особо заботятся, ибо она напоминает о пребывании здесь Паганини, Альфреда де Мюссе и Жорж Санд. Вот как культ памяти великих приводит порой к фетишизму!

Стояла весна. Мое жилище благоухало гвоздиками, букетики которых мне что ни день присылали марсельские друзья. Когда я говорю «друзья», этого слова явно недостаточно. Чтобы понять, что такое квадратный корень, следует разбираться в математике. Так и здесь. Мои друзья в Марселе через край изливали предупредительность, внимание, бессчетные любезности. Не чудесна ли страна, где едва ты выставишь чашку с кофе наружу, на балкон, в него уже льется сладкий мед?!

Я собирался уже покидать гостеприимный марсельский кров, когда получил письмо от директоров Оперы Ритта и Гайара:

«Дорогой друг, не уделите ли немного времени для прослушивания «Сида»? С дружеским приветом, Э. Ритт».

Из Парижа я уехал, пребывая в сильнейшем беспокойстве по поводу исполнения ролей в моей опере. Я хотел, чтобы Химену пела великолепная Фидес Деврие, но поговаривали, что со времени замужества она больше не желает появляться в театре. Рассчитывал я и на своих друзей Яна и Эдварда де Решке, они специально приехали в Париж, чтобы поговорить о «Сиде», и знали о моих планах на их счет. Сколько раз поднимался я по лестнице отеля «Скриб», где они поселились! Наконец мы подписали контракты, и прослушивание состоялось, как того и хотели в Опере.

Так как я упомянул о балете из «Сида», мне вспомнилось, что именно в Испании я услыхал мелодию, которая его открывает. Я пребывал тогда на родине Сида и жил в скромной гостинице. По случаю там праздновали свадьбу, и по этому поводу в нижнем зале танцевали всю ночь. Множество гитар и две флейты без конца твердили мелодию танца. Я записал ее. Это был удачно схваченный местный колорит. И я не мог отвязаться от этой музыки. Этот балет я посвятил Розите Маури, которая уже тогда давала в Опере танцевальные вечера. Этой знаменитой балерине я тоже обязан интересными ритмами.

Издавна мадьярские земли с Францией связывала искренняя и сердечная симпатия. Поэтому приглашение сорока французам (в их числе был и я) приехать на праздник, который предложено было устроить в нашу честь, поступившее от венгерских студентов, нас не удивило. В один прекрасный вечер мы веселой компанией выехали к берегам Дуная. Здесь были Франсуа Коппе, Лео Делиб, Жорж Клерен, доктора Поцци и Альбер Робен и множество других добрых товарищей и задушевных друзей. С нами отправились и несколько журналистов. Во главе нашего сообщества стоял Фердинанд де Лессепс, столько же в силу своей известности, как и по праву возраста. Нашему почтенному соотечественнику было уже почти восемьдесят лет. И он так легко нес груз своих лет, что мог бы сравняться и с самыми молодыми среди нас.

Выезд наш окрашен был всплесками самого безудержного веселья. Да и все путешествие стало непрерывной чередой забавных сценок, шуток и розыгрышей, впрочем, исключительно добрых. Для нас зарезервировали вагон-ресторан. Мы не выходили оттуда всю ночь, а наши спальные места пустовали.

Когда мы проезжали Мюнхен, «Восточный экспресс» остановился на пять минут, чтобы