– Пока, – сказал Гаррик и захромал к своему фургону.

Уэйт ехал в голове колонны. Четыре группы по пятнадцать человек в каждой, с четырьмя фургонами за ними, затем запасные лошади, которых ведут черные слуги.

Они проехали по площади среди остатков вчерашнего праздника и выехали на главную улицу. Женщины смотрели на уезжающих молча, возле них неподвижно стояли дети. Эти женщины и раньше видели, как их мужчины выступают в поход против диких племен; они не радовались, потому что были знакомы со смертью и знали: в могиле славы не бывает.

Энн помахала Шону. Он не заметил ее, потому что лошадь заупрямилась и он справился с нею, только когда уже проехал. Она опустила руку и смотрела ему вслед. На нем была овчинная куртка.

Зато Шон заметил медный блеск волос и воздушный поцелуй из окна магазина Пая. Увидел, потому что искал. Забыв о своей уязвленной гордости, он улыбнулся и помахал в ответ шляпой.

Но вот они выехали из города, и даже ребятишки и собаки, бежавшие за колонной, отстали, и колонна двинулась по дороге в Зулуленд.

Солнце поднялось и высушило росу. Из-под копыт поднималась пыль и наискось отлетала от дороги. Колонна утратила стройность, всадники ускоряли движение или отставали, чтобы побыть с друзьями. Ехали спокойно, небольшими группами, болтали, словно собрались на охоту. Каждый оделся так, как считал наиболее удобным. Стеф Эразмус ехал в своем воскресном костюме, но из всей группы он был одет самым формальным образом. Единственное, что было у всех общего, это желто-зеленые кокарды. Но и здесь проявлялся индивидуальный вкус: одни прикололи их к шляпам, другие к рукавам, третьи – на грудь. Это были фермеры, а не солдаты, и тем не менее их оружейные чехлы обтрепались от частого использования, кокарды они носили легко и привычно, а приклады ружей были отполированы их руками.

Только к середине дня они достигли Тугелы.

– Боже мой, ты только погляди! – присвистнул Шон. – Никогда в жизни не видел столько народу в одном месте.

– Говорят, их здесь четыре тысячи, – сказал Карл.

– Я знаю, что их четыре тысячи. – Шон обвел глазами лагерь. – Я только не знал, что четыре тысячи – это так много.

Колонна спускалась по последнему склону к переправе Рорка. Река коричневая и мутная, вода рябит на мелях переправы. Берега открытые, на ближней стороне – несколько каменных зданий. В радиусе четверти мили вокруг этих зданий расположилась армия лорда Челмсфорда. Аккуратными рядами расставлены палатки, за ними ряд за рядом привязаны лошади. Фургоны стоят у брода, не менее пяти сотен, и все пространство кишит людьми.

Отряд ледибургской кавалерии за своим полковником подошел тесной группой к границе лагеря и обнаружил, что путь им преграждает сержант в полевой шинели, с пристегнутым к ремню штыком.

– Позвольте спросить, кто вы.

– Полковник Кортни и отряд ледибургской кавалерии.

– Кто-кто? Я не расслышал.

Уэйт Кортни встал в стременах и повернулся к своим людям.

– Помолчите, господа. Мы не можем говорить все одновременно.

Шум разговоров стих, и на этот раз сержант расслышал.

– Прошу прощения, сэр. Я вызову дежурного офицера.

Дежурный офицер оказался аристократом и джентльменом. Он подъехал и оглядел отряд.

– Полковник Кортни?

В его голосе звучало сомнение.

– Здравствуйте, – с дружеской улыбкой ответил Уэйт. – Надеюсь, мы не опоздали к веселью?

– Думаю, нет.

Взгляд офицера остановился на Стефе Эразмусе. Тот вежливо приподнял шляпу.

– Доброе утро, минхеер.

Патронташ выглядел не очень уместно на его черном костюме.

Офицер оторвал от него взгляд.

– У вас есть палатки, полковник?

– Да, с нами все необходимое.

– Я прикажу сержанту показать вам ваше место.

– Спасибо, – сказал Уэйт.

Офицер повернулся к сержанту.

Он был так ошеломлен, что взял сержанта за руку.

– Отведите их подальше. Поместите по ту сторону от инженерных войск, – лихорадочно прошептал он. – Если генерал их увидит…

Он слегка содрогнулся.

Вначале Гаррик ощутил запах. Запах послужил ему опорной точкой, с которой ему удалось наконец выползти из укрытия в своем сознании.

Для Гаррика подобные возвращения к реальности всегда сопровождались ощущением легкости и обострением чувств. Цвета становились яркими, кожа чувствительной к прикосновениям, восприятие вкусов и запахов – острым и ясным.

Он лежит на соломенном матрасе. Солнце яркое, но он в тени. Лежит на веранде каменного госпиталя у переправы Рорка. Он подумал о запахе, который привел его в сознание. В нем смешивались гниение, пот и навоз, зловоние рваных внутренностей и запекшейся крови. Он узнал в этом запахе смерть. Потом его зрение обрело четкость, и он увидел мертвых. Они грудой лежали во дворе у стены, там, где их застал перекрестный огонь с брода и из госпиталя; трупы были разбросаны между зданиями, и погребальные команды грузили их в фургоны. Трупы лежали на склоне, ведущем к броду, в воде и на противоположном берегу. Мертвые зулусы в окружении раскиданных щитов и копий. Их сотни, с изумлением подумал Гаррик, нет, тысячи!

Потом он понял, что есть два запаха, но оба – запахи смерти. Зловоние разложившихся на солнце черных трупов со вздувшимися животами и запах его собственного тела и тел окружающих, тот же запах боли и разложения, но смешанный с запахом дезинфицирующих средств.

Смерть в антисептических одеждах, словно нечистая женщина, старающаяся скрыть менструальный запах.

Гаррик посмотрел на соседей. Они длинным рядом лежали на веранде, каждый на своем тюфяке.

Некоторые умирали, большинство нет, но у всех повязки были перепачканы кровью и йодом. Гаррик посмотрел на собственное тело. Левая рука привязана к обнаженной груди… он почувствовал, как приходит боль, медленная, ритмичная, как удары погребального барабана. Голова у него тоже перевязана.

«Я ранен. – Он удивился. – Но как? Как?»

– Оклемался, – жизнерадостно сказал по соседству голос с выговором кокни. – А мы-то думали, ты уже гикнулся.

Гаррик повернул голову и посмотрел на говорившего; это был человечек с обезьяньим лицом, в фланелевых подштанниках и весь в повязках, как мумия.

– Доктор сказал, это шок. Он сказал, что ты скоро очухаешься. – Коротышка крикнул громче: – Эй, док, герой оклемался.

Подошел врач, усталый, с темными кругами под глазами.

– Вы поправитесь, – сказал он, прощупав и потрогав Гаррика в разных местах. – Сейчас отдыхайте. Завтра вас отправят домой.

Он повернулся – раненых вокруг было много, – но потом остановился и оглянулся. Коротко улыбнулся Гаррику.