которым участковый Шарипов как кость в горле. Конспирация — знаешь такое слово?

— Понял, заткнулся. Покажи хоть, где я тут живу. И хоть немножко обскажи, что где в посёлке расположено. Я, конечно, тут был недавно, но сам понимаешь, полвека — не чих собачий. Я пока вообще ничего не узнаю, наверное мы в эти места не заезжали.

— Что, и аэропорт не узнал? Наверное он теперь разросся, принимает большую авиацию.

Вот и пошли неудобные вопросы, на которые стыдно отвечать. Не представляю, как можно объяснить, почему в посёлке аэропорта давно нет? А развал Союза и всё то, что было после?

— Бать, давай о будущем потом, а?

— Почему?

— Ну ты же сам не хочешь серьёзных разговоров сейчас. А это очень серьёзный разговор.

— Настолько, что ты не можешь двумя словами описать посёлок в будущем? Или просто не успел придумать?

— Считай, не успел. О, эти ворота я видел!

Здоровенные, железные воротины, под которыми любая техника проедет. И лозунг наверху: «Пятилетку — в четыре года!»

В будущем были они ржавыми и покосившимися, явно сто лет не выполнявшими свою функцию. А из лозунгов — только слово из трёх букв. И это слово не «мир».

— Это въезд в ГРП, территория геологов. А дальше Комсомольская улица, где я живу. Ты наш-то дом помнишь?

— Смутно. Общее расположение комнат, палисадник перед домом. Пожалуй, если увижу, узнаю. А я где живу?

— А ты дальше — на Советской.

Выйдя на Комсомольскую, я наконец опознал общие очертания поселкового центра. Но насколько всё здесь иначе. Народу на улицах не в пример больше, детвора стайками, на великах и пешком. И дома не сплошь развалюхи, а вполне себе справные на два или четыре хозяина. Несколько строек. Техника разная — от мотоциклов до тракторов. Где-то работает бензопила, что-то тяжёлое волокут, судя по звукам, тюкают топоры со стройки, и вдали внушительное — бам, бам! — сваю забивают, наверное.

— Ну, дальше тебя конвоировать или сам дойдёшь? — нетерпеливо поглядывая вдоль улицы, спросил батя. Очень ему хотелось поскорее к своим.

— Конвоируй, — вздохнул я.

Сколько мне ещё доказывать, что я не верблюд и не прикидываюсь?

— Ладно, пошли тогда до отделения дойдём, как раз рядом твой дом. И пожалуйста, с матерью помягче. Она ни в чём не виновата.

— Дай мне свой телефон, чтобы позвонить, если что.

— Это ты лихо хватанул. Нет у меня телефона, обещают только, и то неизвестно когда номер дадут, в участок-то еле выпросил. Да и у тебя вряд ли он есть.

— Это жаль. Иногда очень удобно. Вот чего у нас как грязи — это телефонов.

— Да ну?

— Ага. Даже в садик уже с телефонами ходят. А уж в школе спасения от них нет, учителя стонут. Достижение, блин, цивилизации.

— В садик?

— Ну может не у каждого ребёнка, но у половины точно.

— А шнуры?

— Нет у них шнуров. Они сейчас компактные, вот такие, — показал я размер мобилы. — Вроде рации, на любом расстоянии говорить можно и с любой точкой мира. И знаешь, что прискорбно? Каждый телефон — маленький компьютер. Про компьютеры же вы знаете, да? Этого добра тоже полно. Так вот, у каждого в кармане — такой аппарат, а в нём — доступ к любым знаниям мира. Но смотрят все котов и смешные картинки.

Отец взглянул на меня ошалевшим взглядом и пробормотал:

— Это надо обмозговать.

— Ты не воображай, это практически единственное наше серьёзное достижение. С остальным всё не так радужно. О, пожарка! — уверенно ткнул я в большие зелёные ворота с красными звёздами на створках. — Мы сюда приезжали договариваться о проводнике, но никто не захотел с нами. Может, они знали что-то про этот кратер?

После пожарки местность опять круто отличалась. В наши дни дальше раскинулся большой пустырь, где-то на нём не первой свежести детская площадка и хоккейная коробка. Тут до угла тянулся лёгкий забор из штакетника и большое деревянное здание с молодыми тополями перед ним.

— Магазин «Радуга», — тоном гида-переводчика сообщил батя. — А там хлебный. После «Радуги» — столовая, а чуть дальше и твой дом.

Но я смотрел на гору напротив. Колоритная гора, само собой никуда не делась в наше время. Как была лысой и почти отвесно поднимающейся от воды, так и осталась. В этой реальности гора была украшена большими белыми буквами — «Мир, труд, май!» Интересно, как они это сделали?

От перекрёстка дошли быстро, с кем-то здоровались, кто-то издалека приветствовал нас поднятой рукой.

— Саня! Швед! — свистнули мне с крыльца столовой.

Два подростка. Но стоило им разглядеть, с кем я иду, сразу нырнули в недра столовой.

Да, посёлок небольшой, все друг друга знают. Отец кивнул подбородком на казённый дом — отделение милиции, с решётками на окнах.

— Ну а свой покажешь?

— По ходу этот, — вздохнул я.

Особо-то выбирать не из чего. Двухэтажка с одним подъездом, а рядом покосившийся забор и старый, но ещё крепкий дом.

Во дворе залаял пёс. А признает ли он меня?

— Молодец! Вспомнил?

— Вычислил. Методом дедукции.

— Читал Конан Дойля?

— Смотрел в основном. Этого фильма наверное ещё нет? У, завидую, сколько ещё вам хороших фильмов посмотреть предстоит. Ни Шарапова с Жегловым вы не видели, ни Холмса с Ватсоном. Ни Алисы Селезнёвой. И мушкетёров тоже.

— Шарапова? Иногда мне кажется, что ты всё это на ходу сочиняешь.

— Это ж какую буйную фантазию надо иметь — в одного всё это сочинить? Я тебе все сюжеты пересказать могу и даже песни напеть. Классика советского кинематографа.

— Ладно, споёшь и расскажешь, но потом. Значит, дом не помнишь?

— Ну откуда? У меня воспоминаний из этой жизни вообще ноль. Ты же сам сказал, рядом с отделением. И видно, что хозяина нет. К нему бы нормальные руки, так ещё сто лет прослужит.

— Ладно, пошли, отведу, а то сдаётся, ты мне зубы заговариваешь, чтобы время потянуть.

— Тебе бы так — идти со своей семьёй знакомиться, которую впервые видишь.

— Мне и не так приходится по долгу службы.

— А, ну да. Ладно, пошли, чего мяться.

Глава 9 часть 1,

Я вошёл в калитку, скрипнувшую несмазанными петлями. Лай