Попался как-то солдатам телефонный справочник города Грозного за 1991 год – работники служб одни русские фамилии. Только все руководство – исполком, горком, профсоюзы, директора – чеченцы.

К декабрю 1994 года две трети русских жителей бежали из Чечни, а почти 50 тысяч русских жителей были уничтожены. Оставшиеся русские, жили на положении рабов. Сложно было понять, чем провинились перед чеченским народом все Ивановы, Петровы, Сидоровы? Они ведь просто честно работали, учили, лечили. За что мстили им, за что их убивали, грабили?

Но самым непонятным для молодых, необстрелянных солдат, были талибы – смертники, которые с криком «Аллах Акбар» шли на смерть. Женщины-чеченки для русских военных, всегда были предметом уважения и почитания. На местных женщин молодые солдаты смотрели с восторгом и обожанием, но видимо те испытывали к русским солдатам совсем другие чувства. Иногда женщины, закрыв лица паранджой, улыбались глазами, но большей частью от них можно было ждать только неприятностей. В последний год службы Алекс познакомился с одной милой чеченской девушкой, которая приносила ему лично вкусную выпечку. Он даже стал ей симпатизировать, но в один из его дежурств она пришла на КПП и принесла в сумке самодельную бомбу. На глазах у всех находящихся на дежурстве, с криком «Аллах Акбар», она взорвала себя и естественно должны были пострадать все. Правда, Алекс не погиб, его только сильно контузило, при этом он потерял сознание, совсем лишился слуха. Голова гудела, перед глазами бегали белые пятна. После этого случая его отправили в далекий госпиталь, потом демобилизовали по инвалидности. Даже спустя шесть месяцев после этих событий, головные боли не прошли, было полное ощущение, что в голове свинцовый груз.

После демобилизации он отправился в родное село, где его радостно встретили родители. Они не знали, как ему угодить, чем вкусненьким накормить. Однако, после войны вся его дальнейшая жизнь превратилась в одну сплошную муку. Он начал боятся людей, не общался с друзьями детства, не ходил на дискотеки. Все свободное время он проводил дома. Ночами он вскрикивая во сне, блуждая по дому, закрыв глаза, он видел одни и те же сцены: – пожары, стрельбу и мертвые тела. Но самым ужасным сном было улыбающееся лицо той чеченской девушки в парандже.

Именно тогда у него возникла стойкое чувство ненависти к восточным женщинам в парандже.

Прошло несколько лет с того момента, как он поселился в Германии. Он считал, что все в его жизни налаживается. Все страхи должны были остаться на той стороне, и никогда больше ничто не будет напоминать ему ужасы войны. Однажды он пришел на детскую площадку со своим маленьким племянником. Ему поручили погулять с ребенком.

Малыш мирно качался на качелях. Внезапно со стороны парковой зоны подошла женщина в парандже с маленьким ребенком и попросила освободить ее ребенку место. Алекс не мог объяснить, что с ним произошло в этот момент, но он грубо обругал женщину, назвав ее террористкой, исламистской и шлюхой.

Эта женщина проживала недалеко от парка, работала в ближайшей аптеке, хотя и ходила в мусульманском одеянии, но вела весьма скромный образ жизни. Услыхав все это от совершенно незнакомого мужчины, по-видимому, иностранца, она ужасно возмутилась и обратилась с жалобой об оскорблении к адвокату. Все это закончилось судебным разбирательством, на котором Алексу и назначили штраф.

Но Алекс не успокоился, он подал протест, а следующее заседание назначили через два месяца.

И снова зал судебного заседания. Свидетелей в зале нет, только судья, адвокат и прокурор. Алекс сидел в одном конце длинной скамьи, эта женщина, снова в восточной одежде, в другом конце.

Снова судья начал зачитывать текст решения. Вдруг Алекс поднялся и обратившись к женщине спросил: «Что ты вообще делаешь в Германии, тебе тут делать нечего, убирайся в свой Афганистан!» При этом он выхватил из кармана обычный перочинный нож и стал наносить женщине удары. Ударов было много, женщина как могла защищалась, но от ножевых ранений скончалась на месте.

Полицейские, стоявшие в коридоре суда, сильно растерялись и только спустя некоторое время бросились связывать Алекса. Но ему было уже все равно. Он потерял сознание.

Когда его уносили в тюремную больницу, судья заметил: – Если окажется, что он воевал в Чечне против мусульман, можно подвести его поведение под статью «ненависть на религиозной почве».

Свадьба была в самом разгаре. Гости пили за здоровье молодых. Невеста в свадебном платье была очаровательна. Платье, также как и жениха, она привезла из Америки. Расписались они там, но свадьбу решили гулять в Германии. Здесь жили невестины родители. Родители жениха могли приехать из Белоруссии на встречу с молодоженами только в Германию. В центре стола были места для родителей жениха и невесты. Семьи до свадьбы не знали друг друга и только здесь познакомились. Родители были одного возраста, но только семья жениха жила в Минске, а невесты в Кельне. Родители, как жениха, так и невесты женились много лет назад, в бывшем СССР и прожили, в отличие от детей, совершенно другую жизнь. Как Германия, так и Америка была для них прежде фантазией, несбыточной мечтой.

Гости – а это были, в основном, очень молодые люди, ровесники жениха и невесты – веселились, говоря при этом на смешанном сленге немецко-русского языка, который понятен только тем, кто живет в Германии. Родители сидели притихшие и с удивлением за всем этим наблюдали. Они, к сожалению, не понимали немецкого, поэтому принять участие в разговоре не смогли, каждый вспоминал свою жизнь.

Мать невесты, Майя, крупная женщина со странной фигурой, очень широкими плечами и большим животом, была в панбархатном платье. Она, видимо, хранила его в чемодане все 6 лет жизни в Германии. За прошедшие годы это был первый повод одеться нарядно, именно так, как в той жизни. Она сидела с очень грустным лицом и не потому, что была недовольна свадьбой, а потому, что хорошая жизнь осталась там.

Там, в Белоруссии, она была капитаном милиции в колонии для несовершеннолетних. При колонии была школа, где она преподавала русский язык для трудных подростков. Ее уважали. Всегда была постоянная зарплата. Родители заключенных детей были ей благодарны и часто приносили продукты. Ее муж работал здесь же капитаном милиции в охране. Колония находилась далеко от города, за ними каждое утро приходила служебная машина. Будущее было стабильным. Они спокойно жили и ждали гарантированной пенсии. В семье были две дочки – погодки. Девочки росли красивыми, умными. Занимались в школе хорошо, но мечтали вырваться в Европу. Когда они оканчивали школу, всячески стали уговаривать мать выехать в Германию.

Мать понимала, что она теряет все. О том, что они работали с мужем в милиции, говорить при въезде в новую страну было нельзя. Ведь по закону въезда, военных и милицейских руководителей, Германия принимать не должна. Пришлось им с мужем перед выездом уволиться из милиции и пойти в управдомы. А здесь, в этой новой жизни…

После приезда Майя с мужем поняли, что сделали огромную ошибку, приехав сюда. Но обратной дороги не было. Девочки сразу уехали в другие города учиться и через год заговорили по-немецки. Стали лучшими ученицами. Одна пошла учиться на математика, другая – на работника телевиденья. А что осталось им? Майин муж долго искал работу. Но он умеет только кого-то охранять. Вот и устроился в другом городе охранником свалки старых машин. Там и поселился. Приезжает в город он только по праздникам, когда собираются девочки. А она, женщина с такой биографией, оказалась в 50 лет никому не нужной. Немецкого языка не знает. Работы нет. Друзей нет. Дети, и те уехали, и видит она их по праздникам. Единственное, что она еще может, это работать уборщицей за 1 евро в час. Каждый раз, думая об этом, Майя начинала плакать. Слезы сами текли у нее из глаз. Кому-нибудь там, в Белоруссии, рассказать об этом просто стыдно.