этого не заслуживаю.

- Нет, - согласился он и глубоко вздохнул. – Я не хотел. Но это обычное мнение среди тех, кто живёт на поверхности и знаком с дроу только по их репутации. И с этим предстоит бороться Бренору, когда он станет решать – помочь или нет.

- Дроу напали на него в его доме.

- Его доме? С каких пор это его дом?

- Что… - она утратила дар речи и покачала головой с явным потрясением.

- Любимая, я веками сталкивался с жестокими суждениями, авторы которых не принимали во внимание намерения тех, кого судили. И это касается не только дроу.

- Дзирт?

- Я тоже в этом виновен, - признал он. – Мы все так поступаем по глупости, и распространяем общие истины о наших врагах, которые доводят нас до того, что мы уже не в силах разобраться с нашими противоречиями.

- Ещё они атаковали Мифрил-Халл, - напомнила ему Кэтти-бри.

- А Бренор напал на Ку’Ксорларрин, - парировал Дзирт.

- Ку’Ксорларрин? – пробормотала женщина. – Гонтлгрим?

- Это он его так называет.

- Это древняя родина дельзунских дварфов.

- И, вероятно, это место служило домом сотням других групп за тысячи лет до того, как Бренор его отыскал.

- Ты не можешь говорить серьёзно.

- Я никогда не был серьёзнее, - твёрдо ответил Дзирт. – Среди людей я дроу, и многие считают меня злом. И да, народ Мензоберранзана совершал злые поступки, а войны между ними и культурами поверхности были настоящими и изобильными.

- А набеги, в которых убивали целые семьи эльфов, людей и дварфов? – спросила Кэтти-бри.

- Думаешь, отряд дроу ждала лучшая судьба при встрече с превосходящими силами эльфов, людей или дварфов в верхних пещерах Подземья? Думаешь, эти превосходящие силы эльфов стали бы спрашивать семью дроу про их намерения и цель?

Настала очередь Кэтти-бри не давать ответа.

- А что чувствовали дуэргары, когда много лет назад Бренор и его род выселили их из Мифрил-Халла?

Кэтти-бри тяжело вздохнула.

- Конечно, дроу злы, - сказал с широким жестом Дзирт. – Давайте просто считать, что это правда.

- Можешь считать, как хочешь, - парировала Кэтти-бри.

Дзирт потёр лицо и напомнил себе, что его поступки и тон были продиктованы его собственным раздражением и не имели никакого отношения к той замечательной женщине, что стоит перед ним.

- Тогда что насчёт Карнавала пленников в Лускане, где магистраты пытают беспомощных жертв до смерти, которой те радуются, как спасению от боли, под одобрительные крики огромной толпы? – серьёзно и спокойно спросил он.

- Магистраты злы, - сказала Кэтти-бри.

- Они выполняют закон, - возразил Дзирт.

- Значит, закон неправильный.

- Да! А как насчёт пиратов, которые ловят беззащитное купеческое судно у Побережья Меча и заставляют жертв пройти по доске – прямо в пасти ожидающих акул?

- Мы охотились за ними вместе с Дюдермонтом. Разве многие получили пощаду?

- Именно! Мы охотились за ними и отправляли на дно, как и следовало. Потому что они совершали и продолжили бы совершать злые деяния.

- Да.

- И большинство из них были людьми, а значит люди злые.

- Что? Нет!

- Конечно нет. Я об этом и говорю. Это меня и раздражает.

Кэтти-бри какое-то время пристально смотрела на него, прежде чем растеряно покачать головой.

- Добро и зло, - сказал Дзирт. – Или лучше – сочувствие и безразличие, милосердие и жестокость. Мы были жестоки с пиратами, но каковы были наши намерения?

- Прекратить их путь грабежа и убийства.

- И это было важно. Разве ты не видишь?

- Конечно, вижу!

- Это важно, - снова сказал Дзирт, потому что должен был разъяснить это для себя. – Определение добра и зла может быть просто вопросом восприятия, основанного исключительно на личности вовлечённого лица – дроу? Лунный эльф? Полурослик? Дварф? Человек? – или связей его народа. Оценка заключена в намерении. Так что да, дроу совершали зло. Набег, в который меня взяли юношей, был злом. Но что насчёт набегов, которые совершали племена Вульфгара на Десять Городов, когда Бренор взял его в плен? Сколько было бы убито, если бы утгардцы Вульфгара одержали победу?

- Уверяю тебя, я размышляла об этом.

- Но мы – и Десять Городов – жили на древней земле этих племён и забирали себе скудные ресурсы.

Когда Кэтти-бри не ответила, он продолжил:

- Когда Бренор спас Вульфгара, мы считали это проявлением величайшего милосердия. Тогда он был мальчиком, но вырос в мужчину, которого ты полюбила, которого я полюбил. Но что насчёт сотен его людей, оставшихся мёртвыми на поле брани? Что насчёт дварфов, которое могли проявить такое же милосердие, но не стали? Никто из нас не осудил бы Бренора, поступи он в тот день иначе, но Вульфгар остался бы всего лишь ещё одной зарубкой на его старом топоре.

- Я не понимаю, к чему ты клонишь, - признала Кэтти-бри. Она казалась не особенно счастливой.

- Мы никогда не обретём мир – все мы – пока не поймём, что дитя культуры, отличающейся от нашей, так же драгоценно, как наше собственное. И я не знаю, будет ли такое возможно. Никакого мира – не для людей, дварфов, полуросликов, дроу или эльфов.

Кэтти-бри немного наклонила голову, и Дзирт заметил намёк на хитрую усмешку.

- Или орков? – спросила она, когда он замолчал, чтобы взглянуть на жену.

- Я не знаю, - признался он.

- Дело опять в орках?

- Нет, дело… во всём. Дело в правосудии и мире, - ответил он мрачным голосом. – Я не могу не думать, какой смысл в пройдённом мною пути и в пути, которым я иду сейчас – или пути, которого ты для меня хочешь – если любые шаги вперёд бесполезны, как будто в конце не может быть мира?

- Ты не можешь в это верить, - сказала Кэтти-бри, шагнула вперёд и посмотрела на него, подняв руки ему на плечи. Она продолжала смотреть, и он удерживал этот взгляд. Они изучали друг друга, отходя от края. Дзирт испытал большое облегчение, когда Кэтти-бри наконец-то его обняла.

- Из-за увиденного я не знаю, во что верю.

Он отстранил её на вытянутых руках и снова посмотрел в эти глубокие голубые глаза, которые похитили его сердце и больше не отпускали. – Кажется, частично об этом предупреждал меня магистр Кейн, когда