— Нормально. Документы у него на руках? Если какие-нибудь дэпээсники пристанут?

— А то! И накладная, и платежка, и контракт. Товар же чистый, все законно.

Они подъехали к окраине города, к тянущимся рваными неровными рядами гаражным массивам. Одиссей присвистнул:

— Ого! У вас ПЗРК что, в гаражах хранятся?

— Нет, немного в другом месте. Но вход — через гараж.

'Волга' подъехала к неприметному, ничем не отличающемуся от своих собратьев (кроме покрашенных голубой краской распашных ворот) гаражу, и Левченко заглушил двигатель.

Они вышли. Свежий морозный воздух приятно бодрил, хотелось дышать полной грудью; Одиссей, раскинув руки, потянулся так, что захрустели суставы. Левченко одобрительно кивнул.

— Вот-вот, разомнись. Трубы по пятнадцать кило каждая, и носить их придется тебе. Считай, восемь рейсов придется сделать.

Левченко открыл ворота — и перед глазами изумленного Одиссея показался вход в какое-то подземелье, для которого этот гараж был не более, чем маскировочной декорацией.

— Ого! Что это?

— Да ты не пугайся и разных страшных версий не строй. Было тут сразу после войны построено бомбоубежище — рядом были позиции зенитной артиллерии, ПВО Москвы, а в убежище располагался командный пункт зенитного полка. Потом зенитную артиллерию убрали — технический прогресс, сам понимаешь — а бомбоубежище передали на баланс гражданской обороны. В восемьдесят третьем оно официально было списано из числа действующих объектов, и по бумагам — разрушено, а на его месте построены гаражи. Гаражи, как ты видишь, действительно построены, но только бомбоубежище никто разрушать и не думал. Теперь это наш базовый склад для разных железяк, ни по каким ведомостям не проходящих. Прощу! — и Левченко распахнул (правда, с трудом — уж больно тяжела была входная дверь в старое убежище) перед Одиссеем вход в подземелье.

Снизу пахнуло нежилым теплом, однако — без легкого запашка гниения, характерного для герметично закрытых помещений.

— Проветриваете? Специально из Москвы человек ездит?

— Круче. Поставили автомат на систему вентиляции, раз в сутки — причем каждый раз в другое время — он пятнадцать минут гонит вглубь свежий воздух. Немецкая машинка, стоила нам неслабых денег. Зато — тепло и сухо! — Левченко объяснял это Одиссею с немалой долей гордости — в конце концов, именно он задумал поставить эту систему на секретный склад.

Спустившись вниз, Одиссей еще раз свистнул изумленно. Каких только ящиков там не было! Причем не только отечественных, военно-зеленых; глаз Одиссея выхватил несколько светло-серых пластиковых коробов с англоязычными надписями, а также — в самом углу — десяток здоровенных укупорок ядовито-синего цвета, с до боли знакомыми польскими 'uwaga!' на боках, нанесенными ярко-красной краской. Да, серьезно подготовились ребята…

— Ты не свисти, денег не будет. Я сейчас достану трубы, а ты давай волоки свой целлофан, и задние сиденья в машине заодно разложи, иначе товар в ней не поместятся. Здесь будем упаковывать — вернее, упаковывать буду я — а ты будешь таскать и в машину складывать. И ворота, кстати, прикрой — нам чужие глаза не нужны.

Последующие сорок минут ушли у них на работу с извлеченными из добротно покрашенных ящиков переносными зенитными ракетными комплексами. Левченко проверил каждую трубу на комплектность, удостоверился в исправности системы наведения, а затем каждую аккуратно упаковал в непрозрачный пластик — причем так, что на выходе было вообще не понятно, что находиться внутри этой груды целлофана. Одиссей по одному носил упакованные 'фитинги' наверх и укладывал их в салон 'волги', временно ставший грузовым отсеком. Места едва-едва хватило, и последнюю трубу ему пришлось буквально впихивать.

Вскоре показался Левченко. Тщательно закрыв дверь в бомбоубежище, он щелкнул каким-то тумблером слева от входа (на стальной пластинке выше тумблера сразу загорелся красный огонек), приложил большой палец правой руки к какому-то объективу, а затем так же старательно закрыл ворота гаража.

Когда он сел в 'волгу' — Одиссей спросил осторожно:

— А не боитесь, что кто-нибудь влезет? Места здесь малонаселенные…

— Боимся. Видел, я систему сигнализации включил? Конечно, никаким воровским инструментом эту дверь не взломать — это ж броневая плита — но дураки могут найтись. Если начнут дверцу эту нашу ломать — на пульте у охранника в головной конторе загорится один из огоньков. Он мне о нем доложит, и через полчаса я с парой-тройкой злых и нехороших людей буду здесь. За полчаса эту дверь, в принципе, трактором не сдвинешь — так что риск минимален. Все, больше ни о чем не спрашивай — все остальное есть военная тайна и государственный секрет.

— А соседи по гаражам? Неужто не подходят по-соседски попросить ключик на тринадцать или солидолу шмат?

Левченко улыбнулся.

— А нету у нас тут соседей. Весь блок — восемь гаражей по одну сторону, семь по другую — нашим офицерам принадлежит, они там машинёшки свои — у кого есть, конечно — хранят. Так что ключ на тринадцать просить некому.

Одиссей покачал головой, немало поразившись такой дорогостоящей предосторожности. Затем спросил неуверенно:

— А если сейчас по дороге кто-нибудь поинтересуется нашим грузом?

Левченко махнул рукой.

— Не боись! По дороге ничего не будет. А если будет — у меня для разных мелких гаишников сурьезный документ есть.

Они возвращались совсем по другой дороге — Одиссей заметил, что подполковник намеренно путает следы — и затратили на обратный путь втрое больше времени. Что ж, дело понятное — если его даже и схватят и учнут пытать — под самой суровой пыткой он не сможет сообщить, где умудрился получить переносные зенитные комплексы. В Подольске… Подольск большой. Одиссей лишь едва заметно улыбнулся этой предосторожности своего начальника.

Водитель микроавтобуса уже ждал их возле своей машины. 'Нетерпеливый' — подумал Левченко.

Втроем они быстро погрузили шуршащие 'фитинги' в чрево микроавтобуса, а затем Одиссей еще минут двадцать переставлял разные сантехнические прибамбасы — 'чтобы не растряслось по дороге', как он объяснил водителю.

После того, как водила закрыл свой 'мерседес' и занял свое место в кабине — подполковник приглашающе махнул Одиссею в сторону своей 'волги'.

— Значицца, так, дружище. С этого момента комплексы полностью на твоей ответственности. Мы тут подумали, прикинули сроки — торопиться тебе пока не надо. Может быть, съезди для начала по предполагаемому маршруту сам, или сядь с кем-нибудь, кто поволокёт какой-нибудь товар по этой дорожке — в общем, понюхай, чем вся эта музыка пахнет. Доставить тебе эти трубы в Венгрию надлежит где-то к середине марта, вряд ли раньше. То есть, конечно, случиться может всякое — даже то, что они и вовсе не понадобятся — но срок мы наметили именно такой. Если будет что-то чрезвычайное — я тебя извещу.