— Что, потерял женишок невесту? — кто-то из девиц захохотал.

— Потерял! Потерял, — засмеялись бабы, подставляя грудь, заслоняя ход Мирославу.

— Или увели прямо из-под носа, из брачного ложа!!!

А потом девки, подняли такой шум, что у княжича кругом пошла голова. И на крик их стал слетаться чуть ли не весь детинец.

— Ищи, княжич. Беги, а то уплывёт твоя лебёдушка!

— А найдёшь, уже твоя будет, — говорили они, толкая его в хоромы, заперли на засов двери.

После гомона в тереме было так глухо, что Мирослав подумал, будто попал в Навь. К тому же в хороминах было темно. Мирослав перевёл дыхание.

«Дурной обычай!»

Он начал злиться. И где искать её? Ходить по всему терему, так он до утра проходит, не найдёт. Но тут его вдруг пронизало. Княжич, покинув тёмную горницу, решительно зашагал в сторону невестиного стана, в девичью опочивальню.

Толкнул дверь, что та едва с петель не слетела. Посередине стояла Владислава, недвижимая, спокойная и молчаливая. Белое платье её в темноте светилось, как луна, на лице вновь непроглядное полотно.

Мирослав приблизился, нависая над невестой, а внутри так и бушевали вихри самых различных чувств: негодования, злости и какое-то неуёмное, лихое возбуждение, которое вот-вот готово перерасти в ярость. Мирослав прерывисто выдохнул. Ему не нужно позволять себе гневаться. В её первую ночь он не должен быть груб с Владой…

Княжич глядел, не моргая, на свою жену, а затем поднял руку и легонько коснулся кончиками пальцев её запястья. Почувствовал, как дрожат жилки на её руках, но вдруг где-то далеко, в плотном тумане его бурлящего волнения отчаянно забилась тревога, силясь пробиться до его разума. Что-то было не так с Владой. Взгляд Мирослава скользнул по тонкому стану, падая на пшеничную прядь. Княжич одним рывком сорвал венец с головы невесты и застыл…

Белокурая русалка, которую он взял ещё ночью в бане, смотрела на него затуманенными золотисто-карими глазами.

Мирослав постоял в оцепенении некоторое время, а затем развернулся и быстрым шагом покинул опочивальню.

[1] Крада — означает костёр, огонь, жертвенник.

[2] Ведро — ясный день.

Выпорхнув из терема, Влада торопливо сбежала с порожков. Ретиво проскочила хозяйский двор, слыша только, как за воротами смеялась и веселилась княжеская знать земель вольных и несокрушимых твердынь. Гремели бубны, бились кубки, визжали девки и бабы. А небо над детинцем озаряли кострища золотистой дымкой, окропляя огненными искрами.

Быстро же день обратился в сумерки.

Влада должна быть там, в покоях княжеских, ожидать своего мужа… От этой мысли по всему телу от головы до ног качнулась мягкая горячая волна. Хорошо, что бабы задержали Мирослава, позволяя Владе сбежать из хоромин. Теперь, зная, в чём причина помутнения Полели, она может хотя бы защитить себя. Но для этого нужно поскорее добраться до воды.

Раздавшийся гогот заставил вздрогнуть. Влада обернулась. Нет, не гонится за ней никто, но Мирослав верно уже понял, что сбежала жёнушка, и по следу её вдогонку спешит. При мысли о княжиче её снова обдало жаром.

Выбежать за южные ворота детинца не так просто. Благо удалось заморочить стражников. Оказавшись за тыном, помчалась по накатанной дороге. Владу объяла глушь, только изредка доносились с посада одиночные грохоты с кузен. Не то, что на шумном княжеском дворе.

Путаясь в подоле длинного и широко платья, сбежала с колеи и припустилась вниз через холм. Не останавливалась до тех пор, пока не сбилось дыхание и грудь не загорелась. Отчётливо понимала Влада, что если сбежит она, то князья не простят унижения, не спустят с рук, и расплачиваться будет не только матушка, но и весь острог. Сам князь Будевой приезжал за дочерью не для того, чтобы Влада осмеяла его, сбежала прямо из-под венца, с брачного ложа, из княжеских покоев! Позор на все саркилские земли, вплоть до Кавии. А княжичу так и вовсе срам.

Мирослав… Она зрела его так близко, видела мужественные черты его, красивую линию губ. Волосы, спадающие на скулы и шею, вились, отливая янтарным блеском. Глубокий взгляд прищуренных на солнце глаз таил такую неодержимую, губительную страсть… что Владу пронизывал озноб, а сама она вспыхивала и горела.

Перед глазами появилась полутёмная, протопленная баня, а в ней Полеля и Мирослав... Тогда покров проклятия накрыл Владу с головой, окутал, так что она едва не рухнула без чувств наземь.

Как ещё княжич ходит живым, находясь во власти Навьего морока?

А Полеля… она ещё никак не отойдёт от русальих чар. Влада вспомнила, как поутру, когда Квета и Млада наряжали её в платье свадебное, Полеля отчуждённо и стыло глядела на холопок. А как отпустят чары, так заплачет подружка слезами горькими, прощения помолит, а затем опять в угол, ноги подожмёт и молчит… жутко было Владе глядеть на неё и жалко. Уж какие заговоры не читала над подругой, да без толку! Всё утро она с ней проморочилась. Зачаровал её княжич, сам того не ведая, волю её и душу себе забрал. А проклятие ведьмы Ясыни сгубило силу девичью. Решила Влада, что отправит Полелю к родному острогу, к матушке. Омелица избавит бедную подругу от чар зыбучих. Она бы и раньше это сделала, но в ночь куда девкам?

Завиднелась серебристым отблеском река. Влада сбежала с пригорка, скользя по мокрой от росы траве, босой пробежала деревянный рассохшийся мост, припустилась к отшибу берега. Подол платья цеплялся за молодой репей и колючки, те останавливали её, знать, не пускали. Приблизился поросший высоким рогозом и осокой берег, и Владе открылась зеркальная гладь, у подножия торчали из воды желтобокие кубышки. Легко перебежав через овражек, Влада перешла на шаг, уходя всё дальше к лесу. Однако куда ни глянь, повсюду виднелись костры. Приглушённый смех изредка, но докатывался до ушей. Посадские девки и молодцы возжигали костры и вили венки из полыни, наряжали берёзы. Ведь зелёные святки! Теперь что ни день — гулянье до самой русальей недели, а там и до купальской ночи.

Густо пахло влажной травой да тиной. Свежо и прохладно было возле воды. Влада выискивала укромное место, где не приметил бы её никто с противоположных берегов, и выбрала лазейку почище от зарослей. Угадала. Вода оказалось здесь поточной и изумрудно чистой. Спускаясь с берега, она всё не выпускала из головы княжича, и уж верно очаровал он её. Перед внутренним взором так и представал Мирослав, как наяву. Владу проняла волнующая дрожь. Злая доля опутала его. Заново она испытала, как серые глаза заволакивает чернота, утягивая в клубящуюся пустоту Нави других, пробуждая внутри подлинный страх, заставлял сжаться, свернуться в клубок и не смотреть. И какая-то кипучая тяга толкала Владу на край, чтобы самой упасть в бездонный омут страсти и желания.