– Не сейчас.

Мы идем дальше. Я вдруг замечаю, что снега почти нет, только кое-где еще осталось несколько грязных сугробов, не успевших до конца растаять.

– Не п’ыгай? Му’а, не п’ыгай?

– Да, не прыгай.

– Не п’ыгай.

Марта продолжает:

– Я все-таки не понимаю, что значит, «не нарочно»? Ты от ярости не понимала, что делаешь?

– Ну да, трудно было не разозлиться. Но я не собиралась рвать ее куртку, которая стоит, типа, столько же, сколько… сколько собака.

Собака.

Не знаю, почему я выбрала именно это сравнение.

– Не п’ыгай? – снова переспрашивает Банджолом.

– Все-таки, что такого сказала Тира, от чего ты пришла в ярость?

Мне не хочется отвечать. Слишком больно вспоминать эти слова.

Это у тебя наследственное. Тебе нужно следить за собой, чтобы не стать чокнутой, как твоя мать.

Я вздыхаю.

– Ладно, неважно. Она просто вредина.

– Не п’ыгай?

Марта сдвигает бейсболку на лоб и внимательно смотрит на меня. Мы сворачиваем к небольшому торговому центру и идем в мастерскую по ремонту обуви. Марта выпускает из своей руки ладошку Банджолома и толкает дверь. Я спускаюсь по узким ступенькам, а когда оборачиваюсь, то вижу, как Банджолом летит с лестницы с криком «О-о-оп!» Я успеваю поймать его, прежде чем он грохнется на пол, и сама чуть не падаю под его тяжестью.

– Матерь божья! – говорит Марта и закатывает глаза.

– Мате’ь бозья! – повторяет Банджолом.

Я осторожно ставлю его на пол. Он с любопытством осматривается. На большой доске за кассой висит множество ключей, а в глубине мастерской штабелями сложены сумки и обувь. Габриэль подходит к прилавку. У него седые, чуть взлохмаченные на висках волосы. Он в кожаном фартуке.

Габриель здоровается:

– Привет, Саша!

Он меня узнал. Папа отдает ему укоротить брюки, новые брюки всегда ему чересчур длинны. Нашу обувь мы тоже отдаем в починку Габриелю. Он приехал в Швецию из Сирии, чтобы играть в футбол. Папа говорит, что в молодости Габриель, наверно, был хорошим футболистом.

– Привет, Габриель.

Я достаю из сумки куртку и кладу ее на прилавок.

– Чем могу помочь, Саша?

Я показываю на разрыв около воротника:

– Можно зашить?

Габриель надевает очки, которые висят на шнурке у него на шее, и внимательно осматривает разрыв на ткани.

Наконец он говорит:

– Можно.

– Сколько это будет стоить?

– Крон двести – двести пятьдесят.

Двести – двести пятьдесят крон?! Я закипаю от злости. Папа сказал, что половину заплачу я. «Нужно нести ответственность за то, что портишь людям одежду». Значит, я обеднею на сто или сто двадцать пять крон! Проклятая Тира! Ненавижу ее.

Марта полностью поглощена спасением вещей, которые Банджолом решил «только посмотреть». Она разжимает его пальцы и высвобождает брелок в виде какашки, облюбованный братом.

– Ты тут зивёс? – спрашивает Банджолом Габриеля и направляется за прилавок.

Марта бежит за Банджоломом, чтобы оттащить его от прилавка.

Габриель смеется:

– Нет, я здесь работаю.

– Ты здесь лаботаес?

– Да! Тебе же сказали!

Марта устала. Она пытается удержать брата, но его ладошка выскальзывает из ее руки. Вдруг зазвонил телефон, Габриель извиняется и уходит в другую комнату. Я ужасно злюсь из-за денег. И тут мне в голову приходит одна идея. Надо устроить что-то вроде шаманства.

– Послушай, Марта. Давай пошаманим!

– Как это, пошаманим? Что это значит?

– Это вроде черной магии, когда призывают темных духов для заклинаний. Например, я засуну под подкладку куртки записку, типа «Я, Тира, буду гореть в аду!» или «Я, Тира, каждый день, до конца своей жизни, буду какать в штаны!»

Банджолом радостно повторяет:

– Буду какать в станы!

Марта говорит ему очень строго:

– Нет, ты не будешь!

Банджолом еще ходит в памперсах, и Марта говорит, что она лучше съест кило кориандра, чем поменяет у брата памперс. (Марта ненавидит кориандр.) Тем временем Банджолом нашел большую ковбойскую шляпу и надел ее поверх своей шапки. Марта попыталась снять с него шляпу, но с юрким Банджоломом не так просто справиться.

Я спрашиваю Марту:

– Правда блестящая идея?

– М-м… не знаю. Чего ты этим добьешься? Разве твоя жизнь станет лучше, если Тира будет какать в штаны?

– Думаю, что моя жизнь станет чуточку лучше.

Марта смотрит на меня с большим сомнением.

Я не уверена, но вдруг это сработает? Вот будет круто!

– Я буду какать в станы! Буду какать в станы! БУДУ КАКАТЬ В СТАНЫ!

Это Банджолом марширует в шляпе от одной стены к другой и повторяет одно и то же.

Марта шикает на него:

– Тс-с-с! Не так громко!

Банджолом продолжает маршировать и говорит шепотом:

– Тс-с-с! Я буду какать в станы, буду какать в станы, буду какать в станы!

Марта садится на нижнюю ступеньку лестницы. Она выбилась из сил.

Потом спрашивает меня, глядя на брата:

– Как думаешь, может, в нем сидит чертенок?

Я смеюсь. Шляпа наехала Банджолому на глаза, так что он не видит, куда идет.

Он шагает к стене и объявляет:

– Наступила ночь!

Но прямо перед стеной резко останавливается, как фигура в компьютерной игре, меняет направление и шагает дальше, руки вытянуты вперед.

Марта отодвигает бейсболку и вытирает пот на лбу.

– Нет, правда, может быть, лучше написать в записке что-нибудь типа «Я стану хорошим человеком»?

– Это скучно. Но, наверно, лучше.

Я ищу взглядом, на чем можно написать, и нахожу на прилавке блок маленьких самоклеящихся листков зеленого цвета. Рядом лежит ручка. Я пододвигаю блок к себе и записываю малюсенькими буквами: «Я, Тира, стану хорошим человеком». Габриель заканчивает свой разговор по телефону. Я откладываю ручку, но передумываю и записываю еще одно предложение: «В следующий раз, когда буду делать доклад, я громко пукну».

Должна же я порадовать себя небольшой местью? Я складываю записку в маленький квадрат и засовываю ее глубоко за подкладку. Тут снова появляется Габриель.

– Саша, куртка будет готова к среде, окей?