– Отсюда ничего не видно, – последовал ответ снизу, но стрелка циферблата продолжала показывать перегрев. Когда я перешел отметку в пять тысяч метров, стрелка достигла пугающего уровня, но самолет продолжал двигаться, как локомотив. Дым в кабине становилось все труднее выносить, и мои глаза уже с трудом видели предметы, но теперь прибор стал показывать, что температура снижается, наконец возвращаясь к нормальной. Я пока еще набирал высоту, так как хотел как можно скорее опустошить баки. Заглушив двигатель на высоте восьми с половиной тысячи метров, я увидел, что дым в кабине стал гуще, и у меня появилось ощущение, что я сижу в тумане. Я не видел даже своих рук, не говоря уже о панели с приборами.

– Кабина задымлена, – закричал я в радиопереговорное устройство. – Наверное, мне придется катапультироваться!

– Подожди еще немного, может, дым рассеется, – последовал лаконичный ответ с земли. Похоже, Отто больше беспокоился за самолет, нежели за меня.

Я напрягся, готовясь услышать необычный звук, но пока ничего такого не последовало. Я опустил нос «кометы» и пошел на снижение. Спустившись до шести тысяч метров, самолет снова поднялся на высоту восьми тысяч. Судя по звуку, полет проходил нормально, но в кабине продолжал накапливаться дым с ужасающим запахом. Я приоткрыл небольшую створку, встроенную в фонарь кабины, и дым исчез моментально, а видимость стала нормальной. Я посмотрел, где находится аэродром, и слегка изменил курс, но к этому моменту кабина уже снова была заполнена дымом. Я засунул маленький кусок металла в крошечное отверстие в фонаре, в надежде запустить струю чистого воздуха в кабину, но воздух все еще был затуманен, и я не мог четко видеть альтиметр. Но по крайней мере, сейчас я видел, на какой нахожусь высоте, и знал, что если прыгну в этот момент, то окажусь прямо в середине деревни на другой стороне поля. Надо сказать, что я никогда не прыгал с парашютом и чувствовал, что для меня начинать уже немного поздновато.

– Не прыгай, – кричали с земли, – твой самолет летит нормально!

Я начал раздражаться. Для тех, кто находился на земле, все было в порядке. Самолет летел нормально! Если бы у них перед глазами был туман, как у меня сейчас, и они ничего не видели, они бы тогда наверняка изменили свое мнение. Я снял очки, чтобы облегчить свое состояние, но кабина продолжала нагреваться, и мне пришлось снова натянуть их на глаза. Неожиданно бросив взгляд на альтиметр, я увидел, что он показывает отметку три тысячи метров. Как раз подходящая высота, чтобы выпрыгнуть. Я почувствовал головокружение, и перед глазами у меня запрыгали черные точки. Это значило, что я начинаю терять сознание и – конец… Я прикусил язык и, пригнувшись, прижался так тесно, как только мог, к отверстию, чтобы хоть немного глотнуть свежего воздуха. Но тут до меня дошло, что я до сих пор нахожусь в кислородной маске. Может, это из-за нее у меня закружилась голова. Одним движением я стянул ее и вдохнул. Пахло бензином и серой. Я закашлялся и плюнул.

– Сконцентрируйся на заходе на посадку! – послышался крик у меня в наушниках.

Затем я внезапно осознал, что планирую над полем. Тогда у меня появилась идея приоткрыть люк кабины. Это дало желаемый эффект, так как туман стал рассеиваться, и я снова смог четко все видеть. Теперь можно было сажать машину. Я сделал широкий круг над свежевспаханным полем и затем тяжело сел на землю! «Комета» подскочила несколько раз, а потом заскользила по траве, переворачивая попадающиеся на пути камни и гравий, и начала резко останавливаться. Чтобы обезопасить себя, я толкнул фонарь кабины свободной рукой, пока самолет еще продолжал двигаться, а затем стянул очки и расстегнул ремни безопасности. И тут началось! Ослепляющая вспышка откуда-то снизу, а потом жаром ударило мне в лицо. Инстинктивно я поднял колени, с силой уперевшись ступнями в сиденье, и выкатился из самолета. Все, о чем я мог думать сейчас, это на какое расстояние я успел отдалиться от полыхающего «мессершмита»!

За моей спиной раздался хлопок, и я пробежал, как заяц, двадцать или тридцать метров и только потом оглянулся через плечо. «Комета» стояла на месте и дымила, как чайник. К тому времени уже прибыли пожарные, «скорая помощь» и грузовик, направившийся в мою сторону на полной скорости. Сквозь шум воды, заливающей пламя, я слышал голоса Воя и еще двух техников, кричащих:

– Мано, ты в порядке?

Лицо и руки у меня были обожжены, а слезы струились по щекам и были похожи на капли кислоты, но перед тем, как мне окажут первую медицинскую помощь, я хотел еще раз взглянуть на самолет. Кабина действительно была в плачевном состоянии, а обе бронеплиты толщиной с палец, лежащих на полу, выгорели, словно обычный картон, и их острые края загнулись вверх. Клочки металла болтались повсюду, и все резиновые прокладки и стекла приборов на панели инструментов расплавились. Передняя бронированная панель стала черной, как сажа, и треснула посередине, как прогнившее дерево. Фуууу! На этот раз я и в самом деле был на волосок от смерти!

Вернувшись к себе, я посмотрелся в зеркало. Неотразим, подумал я. Брови и ресницы исчезли, да и третья часть всех волос на голове тоже обгорела. Я был похож на какую-то мартышку! Вошел доктор и чем-то помазал мне лицо, чтобы смягчить ожоги, перевязал голову и дал пару таблеток, от действия которых я вскоре заснул.

Поздно вечером Нелте пришел навестить меня. Похоже, ему все рассказали, так как теперь он стоял возле моей кровати, и на его лице читалось виноватое выражение. Я едва мог говорить, но в то же время мне не терпелось подколоть его.

– Двигатель в полном порядке, лейтенант, – передразнил я его. У него сделался такой вид, как у проказливого мальчишки, который тайком осушил целый стакан вина.

– Черт, лейтенант! Насколько мне известно, никто не заставлял тебя лететь на этом проклятом самолете! – запротестовал он.

– Черт, сержант! Если бы я знал, что такое произойдет, то ни за что не пустил бы тебя встречаться с подружкой!

Я попытался засмеяться, но издал только звук, похожий на кряканье.

– По крайней мере, с ней я чувствую себя надежней, чем в этом чертовом самолете!

Доктор не разрешал мне подниматься с постели четыре дня, и в течение этого периода Вой и Нелте продолжали летать почти что беспрерывно, пытаясь выполнить всю намеченную программу. Ламм снова вернулся в строй после своего падения, а когда Першелл сможет продолжать полеты на «комете», и сможет ли вообще, было неизвестно. Итак, нас оставалось только трое, и нам требовалось работать, как каторжным. Взлет за взлетом, и ни дня на передышку.

Несмотря на большие проблемы, двигатели истребителей работали относительно исправно. Под руководством Отто алюминиевые шланги для подачи горючего были заменены другими, сделанными из синтетической резины, и это нововведение оказалось важным усовершенствованием. Очень часто полеты приносили одно лишь удовольствие, особенно когда они происходили в безоблачные августовские дни, и абсолютным блаженством было летать ранним вечером. С высоты порою пятнадцати тысяч метров вид земли в сгущающихся сумерках не поддается описанию, а небо кажется подсвеченным заходящим солнцем.