Пегс недовольно хмыкнула. Но прежде чем она успела что-либо сказать, дверь в начале вагона открылась, и в кабинет снежной замятью влетела миссис Штейнман. Локтем она зацепила полку, заставленную дребезжащими кубками, а её шаги громыхали даже по толстому ковролину, словно тяжело топал какой-то тролль. «Миссис Штейнман бузит, даже когда молчит», – с беспокойством подумала Флинн.

– Я только что ознакомилась со старым учебным планом мадам Флорет, – не здороваясь, прогремела новая учительница. – Порядочная тинкерская чушь, если хотите знать моё мнение!

Воздух наполнился шёпотом. В поезде никто из взрослых никогда не говорил о мадам Флорет ничего плохого – даже после того, как она хотела открутить назад время в поезде. Во Всемирном экспрессе вообще было не принято, чтобы учителя пренебрежительно отзывались друг о друге.

– Мне всё равно, кем была эта мадам Флорет, – продолжала громыхать миссис Штейнман. – Но то, что она собиралась пустить вас под откос или что-то вроде того – это факт. Поэтому я её не выношу.

Взволнованный шёпот сменился напряжённой тишиной. Флинн казалось, что даже перестук колёс стал тише и менее яростным. Он смешался с потрескиванием крошечных магически-технологических изобретений, украшающих полки рядом с медалями и грамотами.

За партой позади Флинн вверх взметнулась рука Гарабины.

– Простите, миссис Штейнман, – сказала она медоточивым голоском, – но мадам Флорет не собиралась пускать нас под откос.

Миссис Штейнман с неприветливым выражением лица взглянула на Гарабину.

– Верно, отчасти это был и твой план, – поправилась она, подчеркнув, – или как-то так. Разве это не одно и то же, Гарабина Бласко-Диас? Пустить под откос, стереть с лица земли, открутить время назад, пока на свете не станет никого из вас?

Гарабина молчала. Флинн боролась со страстным желанием оглянуться на неё. Павлины нервно заёрзали на стульях. До сих пор никто из учителей, кроме Даниэля, не обращался к ученикам на «ты». Но миссис Штейнман это, похоже, не волновало.

– Я научу вас очень важным вещам, – громогласно вещала она на весь кабинет. – Не важно, кто вы – опаслики или тигрики, – но однажды вы измените этот мир.

– И-и кру-уг-глики, – с самого последнего ряда дополнил Якуб, и Флинн сочла, что с его стороны поразительно смело поправлять миссис Штейнман сразу же на первых пяти минутах урока.

Новая учительница недовольно причмокнула.

– Кто бы то ни был, – буркнула она. Тяжёлым качающимся шагом она ходила взад-вперёд по проходу между партами. Ненадолго, словно охотник, увидевший антилопу с двумя головами, она вперилась взглядом в глаза Флинн, а затем прошла дальше. – Вероятно, вы спрашиваете себя, как это сделать: что-то изменить, перевернуть страницу к лучшему, участвовать в грандиозных начинаниях. – Опять взглянув на Флинн, она воскликнула: – Я скажу вам как: не сдаваться. Звучит просто? Ага, как же! Совсем не просто!

Миссис Штейнман в отличие от мадам Флорет не стала опускать рулонные шторы со старинными наглядными пособиями. Бескрайняя ширь российских пейзажей сияла так же ослепительно, как все медали на полках. Впервые за то время, что Флинн занималась в этом кабинете, приглушённый свет настольных ламп казался избыточным. Словно понимая это, лампы с упрёком мигали, и их мигание напомнило Флинн о книге Стуре в её портфеле.

– Сейчас, в эту минуту, – громыхала миссис Штейнман, – ваши головы полны планов, а сердца – огня. Но планам нужно время, а огонь следует поддерживать. И то и другое исчезнет, как только вам придётся подавать налоговые декларации и оплачивать счета.

Флинн украдкой оглядела кабинет. Покрытые снегом ветви берёз за окнами гнулись к поезду, словно слуги в поклоне перед сказочной каретой. Ранний снег превратил осеннюю желтизну бесконечных лесов в чёрно-белое кино. Пейзажи выглядели как из книжки с картинками, но никто из учеников в окна не смотрел. Даже Касима, похоже, слова миссис Штейнман увлекали больше, чем схваченная льдом осенняя листва. Про лежащий перед ним листок с бинго он, видимо, и думать забыл.

Неужели миссис Штейнман говорит правду? Флинн не видела себя ни тем, у кого голова полна планов, ни тем, кто однажды станет подавать налоговые декларации. Это были её двойники из какого-то другого мира.

– Посмотрите сюда! – резким движением руки миссис Штейнман указала на медаль над головой Стуре. Тот вздрогнул, словно ждал нападения, но, заметив, что ошибся, расправил плечи и откинулся на спинку стула как король на троне. – Томас Алва Эдисон был когда-то совершенно обыкновенным учеником, – громовым голосом продолжила миссис Штейнман. – Как же это у него получилось стать не чиновником или торговым представителем фирмы, продающей пылесосы, а изобретателем лампы накаливания, хм, тигрик?

Она смотрела на Флинн так, словно ожидала продуманного ответа. Флинн стало не по себе. Она только вчера листала биографию Эдисона, а сейчас голова была забита, казалось, одними бесполезными фактами.

– Потому… потому что он не сдался? – нерешительно спросила она.

У неё за спиной насмешливо фыркнула Гарабина.

– Конечно! – Голос миссис Штейнман пронёсся по вагону как боевой клич. – Именно так! Разница между теми, кто изменил этот мир, и теми, кто этого не сделал, заключается в том, что одни сдаются, а другие нет.

Флинн не удержалась: быстро обернувшись, она бросила торжествующий взгляд на Гарабину. Гарабина сидела словно окаменевшая.

– Какая чушь! – пробурчала она, но миссис Штейнман то ли не услышала её язвительного замечания, то ли проигнорировала его. Откинув шиферную доску в начале вагона, она рукавом стёрла с неё круговорот магии, который мадам Флорет нарисовала на прошлой неделе, и корявым почерком написала:

«5 НК».

О чём она говорит, Флинн имела такое же слабое представление, как и о круговороте магии, чем-то похожем на пропеллер.

– Я скажу вам, что надо делать, чтобы не сдаваться, – пообещала миссис Штейнман. Она понизила голос почти до нормальной громкости, что произвело тот же эффект, как если бы она говорила шёпотом. Павлины за партами наклонились вперёд, чтобы ничего не пропустить. – Я могу помочь вам не оказаться с возрастом среди тех, чьи планы уходят в песок. – Её низкий голос звучал как обещание будущего. – Но сперва вам нужно кое-что узнать обо мне: я не павлин. И никогда им не была. Я никогда не училась во Всемирном экспрессе.

За этими словами последовала внезапная жутковатая тишина. Среди павлинов распространились тревога, ужас и замешательство. Флинн и Пегс обеспокоенно переглянулись. В прошлое воскресенье выяснилось, что мадам Флорет на самом деле не бывший павлин, а тинкер. А потом мадам Флорет попыталась пустить их всех под откос. Ну или что-то вроде того.

– И кто же вы тогда? – гнусавым голосом спросила Гарабина. Вопрос её прозвучал испуганно и в то же время заинтригованно – и так, словно она не намеревалась без всяких объяснений мириться с этим исключением.