под дряблой кожей кровь в утомленной вене. От прикосновения к живому существу тело мое наполнялось теплом, я на секунду закрыла глаза, а когда вновь открыла их, над лесом уже вставало солнце. Его появление птицы ознаменовали громким щебетанием, а трудолюбивые пчелы дополнили ровным, деловитым гулом, поляна ожила.

Какая радость охватила меня, закружила, поглотила целиком, со всеми страхами и печалями, не церемонясь ни со скромностью, ни с задумчивостью, словами не описать, и солнце, такое яркое… Стоп, восходящий над лесом диск будто бы померк, лучи, не дававшие возможности долго смотреть на него, исчезли, а нестерпимо желтый лик светила побледнел, позеленел и притух до состояния печеного яблока, чудом зацепившегося за верхушки елей. За моей спиной, на западной опушке леса, среди зарослей «родного» орешника, выдававшего мне нежданных гостей, одного за одним, воссиял Свет, затмивший все вокруг. Я обернулась и зажмурилась, мою голову заполнили сияние и Голос:

– Здравствуй, дитя, я Бог.

– Здравствуй, Бог, – ответила я, не находя в себе ни страха, ни радости, но будучи наполненной абсолютным спокойствием.

– Я здесь в благодарность о твоей жертве, – произнес Голос внутри, и я ощутила единение с ним, со Светом, окутавшим меня, со всем, что было вокруг, и вообще со всем, что мог вообразить мой разум.

Состояние высшего блаженства поглотило меня, словно тело окунули в облако созвучия, гармонии, восхищения и счастья, а Голос тем временем продолжал:

– Душа, воплощенная в женском обличии, Искру Первоначала «запускает» самостоятельно, в отличие от мужа, коему требуются поиски истины. Это таинство заложено условиями «рождения» Евы, но механизм сей еще не до абсолютного предела познан (развернут) Мной. Женское начало Всего, будучи пассивным в проявленном виде, активно в сокрытом, то есть по сути своей. Подобное величайшее качество обретается жертвой – то, что активно изначально жертвует частью своей активности на проявленном плане, частью своей жизненной силы.

«Господи, так сложно», – пронеслось в голове.

Голос, умолкнув на секунду, вернулся к объяснению:

– Я разделил себя на части (Адамы) и создал из части (Адама) еще одну часть (Еву). Это дробление самое себя на более мелкую, тонкую, точную частицу через понижение (уточнение) энергетического уровня дало ослабление мощности энергии, но вместе с тем увеличение (утонение) вибраций сути.

Я осознавала, что ничего не поняла, понимал это и Бог:

– Сложность женской ипостаси «оплачивается» сложностью бытия на всех уровнях и планах.

При этом Голос провозглашал абсолютную любовь, это я поняла точно.

– Именно такую жертву несет на своих плечах Женское начало, все Мои предшественники возложили на ее алтарь свои благодарности, и Я в том числе.

В этот миг я словно бы вынырнула из глубин морских, где провела слишком много времени, на поверхность и вдохнула полной грудью долгожданный, спасительный, животворящий воздух…

Тяжелая, дубовая дверь камеры со скрипом, напоминающим вопли страдальцев из ада, распахнулась, и на пороге возникла грузная фигура охранника. Смерив меня брезгливым взглядом, он прошипел: «Пора», – изрыгнув из чрева через грядку полусгнивших зубов зловонное облако паров перекисшего вина вперемешку с луковицей и еще какой-то дрянью.

Добрую четверть часа я делала неуклюжие попытки заставить разбитое тело подняться с пола. Тюремный боров равнодушно наблюдал за моими «кривляниями» и, судя по всему, не собирался двигаться с места, чтобы хоть как-нибудь помочь мне. В конце концов, продрав до крови ногти от жалких потуг ухватиться за каменные стены, я встала на четвереньки, шатаясь от бессилия.

– Можно и так, – ухмыльнулся тюремщик и, взглянув на окровавленные клочки одежды в углу, добавил: – Что-нибудь возьмешь с собой?

– Лужайку, – выдохнула я и провалилась во тьму.

Стол на двенадцать персон

Извольте сладостей вкусить.

Нет? Ну тогда вина испейте

И отказать себе не смейте

Ни в чем, что может вас смутить.

Кабы знать, куда занесет порой своенравный ветер обстоятельств, и свидетелем каких событий случится быть, то непременно прихватил бы перо и бумагу, ибо надежды на худую память мало, что и подтверждает сбивчивое мое повествование того самого случая, о котором речь пойдет ниже, а ежели Читателю что-то покажется неясным и противоречивым, то вины действующих лиц в том нет, исключительно мое уязвленное сознание, не способное удержать для плавного изложения все хитросплетения подсмотренного и подслушанного, тому причина.

Представьте себе пространство, неопределенное во всем, конечно, имеется в виду не координаты положения, но отсутствие стен, а заодно пола и потолка, освещение, скорее приглушенное и нейтральное, нежели яркое и без присутствия источника оного, рассеянное повсюду из ниоткуда, и вы в качестве наблюдателя не ощущающего ничего, кроме глаз.

И вот посреди всего этого «великолепия» пребывает круглый стол, вполне материальный, не опирающийся ни на что, просто висящий в «белом молоке». Завершают эту безликую и, прямо скажем, беспредметную, в смысле отсутствия чего-либо еще мизансцену два существа, не представленные мне, но, как станет ясно из последующего их диалога, именованные Управителем и Помощником. Эти двое сервируют стол.

Управитель:

– Неси сервировочные тарелки.

Помощник:

– Это какие?

Управитель:

– Те, что больше остальных, и запомни, все отношения с Человеком, начиная с великого.

Помощник:

– Почему?

Управитель:

– Человек скатится на мелочи сам, ему так удобнее.

Помощник:

– Лучше синица в руках…

Управитель:

– Точно, давай, неси, времени мало.

Помощник:

– А сколько?

Управитель:

– Чего, времени?

Помощник:

– Нет, тарелок.

Управитель:

– Двенадцать, естественно.

Помощник, взглянув на хронометр, висящий на цепочке:

– Как и цифр.

Управитель:

– Двенадцать – Единое Число Вселенной, мог бы и не спрашивать.

Помощник, со стопкой тарелок в руках:

– Откуда начинать?

Управитель:

– Человек любит все делать от ума, подыграем ему. Ставь туда, где усядется Ум.

Помощник:

– А куда он сядет?

Управитель с укором посмотрел на Помощника:

– Во главу стола.

Помощник хохотнул и чуть не выронил стопку тарелок из рук:

– Стол-то круглый.

Управитель:

– Человеку свойственно заблуждаться, и вообще, и по поводу собственного ума, и его главенства вдобавок, поэтому усадить Ум во главу круглого стола, – он ткнул пальцем в первое попавшееся место, не выбирая, – очень по-человечески.

Помощник послушно и с видимым облегчением бухнул на стол первую тарелку:

– Кто рядом?

Управитель:

– Естественно, его дама, Глупость, – и он указал на соседнее место.

Помощник:

– Не будет ли конфликта меж ними?

Управитель:

– Напротив, полная гармония. Пока Он будет наслаждаться своим замысловатым тостом, ловко оборачивая тривиальные смыслы в блестящую обертку из причудливых слов, и любоваться отражением в бокале. Она займется салатом, уравновешивая высокопарные фразы громкими причмокиваниями и методичным постукиванием вилочки о пустеющую тарелку.

Помощник:

– Интересно было бы послушать.

Управитель:

– Ничего интересного, сплошная банальщина, приправленная пустым философствованием, что-то вроде – «За