– Катапульта! – ужаснулся Максимов, увидев, как длинное плечо этой конструкции взметнулось к чернильному небу, и воздух со свистом рассекла еще одна глыба.

Снаряд шмякнулся точнехонько о дымовую трубу, она подломилась, разошлись швы, скреплявшие металлические листы, и из прорехи в сторону вырвался черно-огненный фонтан.

– Метко! – оценил Грин. – Что прикажете делать?

Оставалось им, по-видимому, лишь одно – молиться. Затормозить амфибию было некому, она приближалась к берегу, таща за собой свой незадачливый экипаж. Выбраться на палубу – верная смерть. Камни и так уже сыпались на нее градом, судно ухало и стенало, проседая каждый раз на добрый фут. Отпустить леер и покинуть единственное укрытие – исход тот же. На зеркале озера двое барахтающихся пловцов будут как на ладони.

– Макси, – прошепелявил напоследок Грин, погрузившись по уши и хлебая ртом воду. – Вы меня все-таки простите… за миссис Энн… и за все прочее…

На палубе судна что-то хрупнуло, пронзительно засвистело. Оглушительный треск вырвался из утробы амфибии и разнесся окрест. Взмыл к небесам желто-багровый султан в белесом ореоле, полетели россыпью исковерканные железяки, обломки дерева, куски угля…

Это взорвался паровой котел.

Его сиятельство граф Иван Федорович Паскевич-Эриванский. – Медовый вкус токайского вина. – Три драконьих когтя. – Записной ловелас. – Спасенные из пучины. – Генерал-фельдмаршал сердится. – Неожиданное происшествие. – Крепость близ Дебрецена. – Пляска смерти. – Фамильный герб рода Батори. – Служанка по прозвищу Бетти. – Гостья-пленница. – Тайна южной башни. – Коридор, ведущий никуда. – Двое в подземелье. – Лингвистические пробелы. – Расследование майора Капнистова. – Пропавшая мадьярка. – Страшное открытие.

Начав свое стремительное наступление из Галиции, русская армия под командованием графа Ивана Федоровича Паскевича-Эриванского теснила двадцатипятитысячное польско-венгерское соединение Генриха Дембинского и продвигалось в глубь Угорщины. Населенные пункты падали один за другим – одни после незначительных столкновений, другие вовсе без боя. В середине июня был взят небольшой городок Токай, славившийся своими винодельческими традициями. До Мишкольца – административного центра Северной Венгрии – оставалось полсотни верст.

Генерал-фельдмаршал Паскевич разместился на постой в чистом беленом домике на берегу Тисы. Здесь всегда было свежо и светло – помимо щедрых в эту пору солнечных лучей комнаты подсвечивали блики, усеивавшие серебристую ленту реки. В углу уютного зальца, приспособленного Паскевичем под рабочий кабинет, стояла кадка с лимонным деревом, оставшаяся от прежнего хозяина, здешнего богатея, который дал деру при приближении интервентов. Иван Федорович самолично поливал землицу в кадке и вспоминал безмятежные детские годы, проведенные среди крестьян, принадлежавших его отцу – помещику Полтавской губернии.

Утром 17 июня генерал-фельдмаршал, позавтракав и насладившись медовым вкусом токайского вина, занялся изучением последних сводок. Читая, он низко склонялся над бумагами – подводили глаза. Покуда был на постоянной военной службе, водил полки в наступление, никакие болячки не давали о себе знать. Но семнадцать лет в должности польского наместника, рутинная возня с бессчетными документами, многочисленные отчеты в Петербург – все это подточило зрение, стал слепнуть. Сам государь выражал беспокойство, советовал лечиться. Но для Паскевича существовало лишь одно действенное лекарство – война, поэтому он с радостью и благодарностью принял указ Его Императорского Величества о назначении главнокомандующим армией, отправляемой на подавление венгерского мятежа.

Отправляясь сюда, Паскевич представлял себе революционную армию в виде лапы дракона с тремя когтистыми пальцами. Первый коготь – генерал Гёргей, второй – Дембинский, третий – Бем. Остальных военачальников можно было не принимать в расчет, но эти трое, действовавшие, соответственно, на севере, востоке и юге страны, считались талантливыми и везучими. Они очистили территорию Венгрии от австрийцев и стояли уже под Веной, грозя вот-вот ее захватить.

Однако Паскевич скоро понял, что дракон – дутый, а когти у него затупились.

Сводки обнадеживали. Не сегодня завтра русский авангард должен был вступить в Мишкольц, а юго-восточнее (наступление шло широкой полосой) уже маячил Дебрецен, где заседало правительство мятежников во главе с главным бунтарем Лайошем Кошутом. Тем временем в Словакии австрийцы сражались с войском венгерского главнокомандующего Гёргея. В помощь союзникам была послана дивизия Панютина, и дела там тоже шли неплохо. Генерал-фельдмаршал не имел причин для недовольства.

Иван Федорович, прозывавшийся, помимо прочего, еще и светлейшим князем Варшавским, в свои шестьдесят шесть лет сохранил бодрость и молодцеватость. Потомок малороссийского казака, он всю жизнь был баловнем фортуны, хоть и играл с нею в авантюрные игры. Уцелел в пяти войнах – да не просто уцелел, а совершил немало подвигов, за что был удостоен высочайших наград. Карьера его была стремительна и блестяща: едва выпустившись восемнадцатилетним из Пажеского корпуса, он удостоился чести быть назначенным флигель-адъютантом императора Павла, однако не прельстился участием в парадах и смотрах и порадовался тому, что со сменой монарха и воцарением Александра Первого был отправлен в действующую армию, на западную границу. Далее пошли войны с турками и персами, заграничные походы против Наполеона, усмирение горцев и поляков… Всюду Паскевич проявлял себя с самых лучших сторон, вследствие чего и дослужился до высшего воинского чина Российской империи. Нынешний правитель – Николай Павлович – ценил его выше всех прочих военачальников, вместе взятых. Вот и сюда, в Австро-Венгрию, направил, нимало не сомневаясь в успехе кампании. Напутствовал одной лишь краткой фразой: «Не щадить каналий!»

Паскевич, вопреки царскому наказу, излишней жестокости не проявлял. Этого и не требовалось. Венгерские повстанцы явно переоценили собственные возможности и двинулись на Вену, дабы с позиции силы принудить Франца-Иосифа к примирению. Австрийский император, пылкий обидчивый мальчик, каковым и сам Иван Федорович был в годы своего камер-пажества, перед угрозой полного разгрома и унижения вынужден был обратиться к старшему товарищу – русскому царю. Не дойдя до Вены, венгры завязли в борьбе с австрияками, перебросили туда все свои основные силы, и восточная часть страны осталась почти без прикрытия. Горе-вояки под началом Дембинского пока никак не проявили себя, только и делали, что отступали. Каких-нибудь две недели – и весь мятежный край смирится, ляжет к ногам императора Николая, который затем милостиво передаст его своему коллеге Францу-Иосифу. Тоже своего рода унижение для молодого австрийца, но он хотя бы останется при своих землях и будет избавлен от необходимости подписывать позорный мир с бывшими вассалами.

Паскевич не очень-то был рад, что покорение бунтовщиков проходит так гладко. Иные солдаты и офицеры, разморенные придунайским солнышком, считали поход за легкую прогулку. В Токае армия стояла всего второй день, а до генерал-фельдмаршала уже дошли слухи о случаях массового пьянства в отдельных частях и беспорядочных связях с местными поселянками. Даже личный адъютант его высокопревосходительства – поручик Червонный – был, говорят, замечен с мадьяркой самой соблазнительной наружности.