— Это сработает, только если ты успокоишься, — сказала она громко, чтобы можно было услышать сквозь музыку.

— Это, как ты выразилась, сработало бы гораздо лучше, если бы ты была уродиной или носила плащ, покрывающий тебя с ног до головы, — пробормотал он. — Я не отвечаю за свои действия, если кто-нибудь из этих мужчин посмеет прикоснуться к тебе.

— А кто будет отвечать? — сказала она, подшучивая над ним. Звук ее смеха был, как путеводная звезда во тьме его существования, и он предлагал толику так необходимого ему спокойствия.

Его взгляд скользнул с блестящей темной копны ее волос к гладким плечам, задержался на некоторое время на восхитительных изгибах ее груди, едва прикрытой красным шелком платья, а затем перешел к ее женственным бедрам и длинным-длинным ногам, пока не достиг острых носков ее дурацких туфель

— Если нам придется быстро уносить ноги, эти туфли едва ли окажутся полезными.

— Обувь можно и сбросить. А теперь пора тусоваться. Мы должны пообщаться с людьми, — решительно сказала она, осторожно потянув свою руку. — Я останусь на виду, но мне нужно сойти за Трейси Баум. Не будет же репортерша зависать в одном и том же месте со своим бой-френдом, независимо от того, насколько хорошо он выглядит в своем смокинге.

Выражение позабавило его.

— За свои две тысячи лет с хвостиком, меня никогда не называли чьим-то бой-френдом.

Она одарила его ослепительной улыбкой.

— Держись меня, малыш. И каждый день станет для тебя настоящим открытием.

Когда она шагнула вперед, каким-то образом даже не покачнувшись в этих своих туфлях на смехотворно высоких каблуках, он почувствовал, как совершенно незнакомые эмоции заструились по его жилам. Никогда в жизни не испытывал он ничего подобного, даже до проклятия Посейдона, и ему потребовалась целая минута, чтобы понять, что же это было.

Счастье. Хвала всем богам, это было счастье.

Посреди комнаты, полной ученых, замышляющих недоброе, и в окружении вампиров, которые осушили бы его с превеликим удовольствием, стоило им лишь узнать, кто он на самом деле, его эмоции решили совершенно глупо, по-дурацки остановиться на стадии полного блаженства.

Он вдруг понял, что у него что-то с лицом, как будто кожа была странно растянута. Он коснулся своих щек и понял, что улыбается. Снова. С самой их встречи с Тиернан ему довелось улыбаться больше, чем в течение последних двух тысячелетий своего существования.

Она думала, что он выглядит хорошо в своем смокинге.

Он стоял тут, улыбаясь, как дурак, пока рука не коснулась его плеча. Он обернулся, руки автоматически потянулись за кинжалами, которые он оставил в комнате. Трудно было скрыть кинжалы в смокинге, но без них он чувствовал себя беззащитным и брошенным на произвол судьбы.

Маленький человек, одетый в смокинг, стоял там. Тот самый, из телевизора. Чувство собственной важности сочилось из всех его пор.

— Мистер Бреннан? Я доктор Литтон. Так рад, что, наконец, познакомился с вами лично.

Бреннан пожал руку человека.

— Доктор Литтон. Сожалею, что мы опоздали на вашу вечеринку. Мы хотели выкроить немного времени для себя. Конечно же, вы понимаете.

Он поискал взглядом Тиернан, нуждаясь в ней, чтобы успокоить себя, зная, что она по-прежнему в поле зрения. Литтон проследил за его взглядом.

— Ах, да, журналистка. Госпожа Баум. Я не понял, что она с вами.

— Она, несомненно, со мной, хотя я не понимаю, каким образом это может иметь к вам какое-то отношение, — сказал Бреннан резким и угрожающим тоном.

— О, нет, никоим образом. — Литтон попятился на несколько шагов, держа руки перед собой. — Сейчас я должен выступить с небольшой речью, но я поговорю с вами в ближайшее время. С нетерпением жду момента, когда завтра смогу показать вам нашу лабораторию.

— А я с нетерпением жду момента, когда же ее увижу. Мне будет очень интересно узнать, что вы надумали относительно моих десяти миллионов долларов.

Литтон занервничал, отводя взгляд.

— Ах, да. Мы обязательно покажем вам как можно больше.

Бреннан посмотрел вслед удаляющемуся доктору и затем повернулся, чтобы разыскать Тиернан, обратив свое внимание именно туда, где она стояла до этого, как будто она была маяком для его души, указывающим путь домой. В этом своем красном платье она светилась, словно драгоценный камень среди толпы черных вечерних нарядов. Один из мужчин, окружающих ее, что-то сказал, и Тиернан рассмеялась, откинув голову назад. Бренан смотрел на нее, снова и снова удивляясь силе страстного желания, что завладевало им.

Желание сделать ее своей.

На ночь, на год, на целую вечность.

Его.

Он направился к ней, но остановился, когда раздался отвратительно визгливый шум, а затем голос Литтона усиленный электронной акустической системой, забренчал по всей комнате.

— Эта штуковина включена?

Все засмеялись и повернулись к трибуне, а Тиернан стала пробираться сквозь толпу к Бреннану. Он почувствовал давление в груди и понял, что стоял, затаив дыхание, как если бы нуждался в ее присутствие даже для того, чтобы вдохнуть. Она, наконец, подошла, и он притянул ее к себе, отчаянно желая ощущать ее рядом с собой.

— Мне просто не нравится внешность этого человека. Знаю, что это глупо, но я научилась доверять своим инстинктам, — пробормотала она на ухо Бреннану. От этого штаны на известном месте натянулись значительно сильнее.

Сосредоточиться. Он должен сосредоточиться. На миссии, а не на изгибах ее тела. Она говорила о Литтоне.

— Согласен, — сказал он. — Будет интересно увидеть, как твой Дар реагирует на его речь.

Литтон поправил галстук, микрофон и отрегулировал стойку под свой рост.

— А теперь вы меня слышите?

После бессвязных смешков в большинстве своем опьяненной толпы, Литтон продолжил:

— Я знаю, что уже поздно, и нам всем надо отдохнуть перед завтрашним днем, заполненным заседаниями, но я хотел бы воспользоваться моментом, чтобы поприветствовать всех вас на первом ежегодном совещании Международной Ассоциации Сверхъестественной Нейробиологии.

Разрозненные приветственные восклицания раздались от ученых, которые потом выглядели несколько сконфуженными, будто их поймали за чем-то предосудительным.

— Полагаю, в нейробиологии обычно не слишком любят приветственные восклицания, — прошептала Тиернан с улыбкой, тронувшей уголки ее прекрасных губ.

Бреннана отвлекла мысль о дегустации ее рта, и он пропустил мимо ушей несколько предложений. Или минут. Когда он снова обратил внимания на ученых, Литтон завершил свои разглагольствования.

— Захватывающие достижения в области науки на сегодняшний день и на благо нашего будущего. Спасибо.