Характеристики других членов Политбюро были более развернутыми. С Серго Орджоникидзе Хрущев был знаком лучше. Никита Сергеевич встречался с ним не только в комиссиях Политбюро (трижды они работали вместе), решая в начале марта 1934 г. вопросы обеспечения Метростроя цветными металлами и в конце июня – начале июля 1935 г. проблемы текстильной промышленности[296]. От Орджоникидзе, как наркома тяжелой промышленности, зависели многие промышленные стройки Москвы, поставки того или иного строительного материала и оборудования. Поэтому как первый секретарь МГК и МК ВКП(б) Хрущев должен был часто улаживать возникающие при строительстве проблемы совместно с Орджоникидзе: по вопросу о вывозе из Москвы взрывоопасных химических заводов[297], вопросам строительства метрополитена[298] и новых мостов[299]. На совещании в ЦК ВКП(б) 14 декабря 1935 г. по вопросам строительства Хрущев даже вступил с наркомом в легкую перепалку, выясняя, кто должен отвечать за строительство в Москве коксогазового завода[300]. В воспоминаниях Никита Сергеевич несколько раз подчеркнул, что Орджоникидзе был человеком вспыльчивым[301], но «рыцарского склада характера», который пользовался большой популярностью и заслуженным уважением[302].

Власа Яковлевича Чубаря Хрущев характеризовал как простого и честного человека и отмечал, что, работая в Москве, «поддерживал с ним хорошие отношения»[303]. Хрущев встречался с Чубарем на заседаниях Политбюро, три раза выступая вместе с ним: в мае 1935 г. – по проблемам детской беспризорности[304], в ноябре 1935 г. – о плане производства сельскохозяйственных машин для 1936 г.[305], в июле 1936 г. – по сохранению и улучшению жилищного фонда в городах[306]. В 1935 г. они дважды работали в комиссиях Политбюро по выработке постановлений «О состоянии текстильной промышленности» и «О плане генеральной реконструкции г. Москвы».

Нормальные отношения у Хрущева сложились с председателем СНК В.М. Молотовым. В своих воспоминаниях Никита Сергеевич характеризовал его как очень честного, умного, смелого и принципиального человека. «Молотов хорошо относился ко мне, высоко оценивая мою деятельность и в Москве, и на Украине», – говорил Хрущев[307]. Вячеслав Михайлович мог позвонить первому секретарю МК и посоветоваться по вопросам кадровых назначений, пригласить обсудить архитектурные проекты. В комиссиях Политбюро они дважды работали вместе, согласовывая вопросы Метростроя и план Генеральной реконструкции г. Москвы.

Несколько особняком в воспоминаниях Никиты Сергеевича стоит фигура Климентия Ефремовича Ворошилова. Пожалуй, это единственный член Политбюро, ближайший соратник Сталина, о котором трудно найти какую-либо положительную характеристику. В подавляющем большинстве высказываний Хрущева о Ворошилове всегда проскальзывают пренебрежительность и сарказм. Наиболее полно такое отношение выражено Хрущевым в следующей фразе: «Ворошилов занимался представительством на парадах, на всяких маневрах и главным образом саморекламой»[308]. Неофициально Никита Сергеевич несколько раз после торжественных парадов обедал на кремлевской квартире Ворошилова в узком кругу высших партийных, государственных и хозяйственных деятелей[309]. Официально же они трижды работали в комиссиях Политбюро – в 1934 г. (по вопросу о дорожном строительстве) и в 1935 г. (по вопросам разработки проекта мероприятий о 4-й школе Фрунзенского района г. Москвы и выработке постановления «О плане генеральной реконструкции г. Москвы»).

Но центральной фигурой в Политбюро, которая определила и влияла на судьбу Хрущева многие годы, был лидер партии И.В. Сталин. Видеть Сталина Хрущеву приходилось и раньше. В 1925 г. в составе украинской делегации Никита Сергеевич участвовал в работе XVI съезда ВКП(б). Однако работать под непосредственным вниманием вождя Хрущев начал лишь в Москве. Теперь наблюдать Сталина Хрущев мог не только на партийных совещаниях, конференциях, съездах и даже заседаниях Политбюро. В отличие от других региональных лидеров близость к Политбюро и Сталину для Никиты Сергеевича выражалась буквально. Здание ЦК ВКП(б) располагалось по адресу Старая площадь, д. 4, а здание МК ВКП(б) с 1933 г. – Старая площадь, д. 6. Правда, заседания Политбюро проходили не здесь, а в кремлевском зале заседаний ЦК ВКП(б). Но усилия, которые затрачивал Хрущев, чтобы туда попасть, были куда меньшими, чем те, что требовались от других региональных лидеров. Ему не нужно было постоянно отправлять телеграммы, приезжать в Москву, иногда в отпуск, чтобы добиться срочного решения проблемы. Кроме того, посещая рабочий кабинет Сталина, Хрущев практически всегда мог встретить любого другого члена Политбюро.

Если внимательно проанализировать все высказывания о Сталине, относящиеся к периоду работы Хрущева в Москве, можно заметить более чем уважительное отношение Никиты Сергеевича к вождю. Говоря о Сталине, как руководителе страны и члене Политбюро, Хрущев подчеркивал: «Сталин действительно велик, я и сейчас это подтверждаю, и в своем окружении он был выше всех на много голов»[310]. Особенно Никита Сергеевич выделял в Сталине краткость выражений и четкость формулировок[311], что для человека, так и не окончившего Промакадемию, имело особое значение. Трудно поверить, но именно Хрущеву принадлежит такое признание, сделанное уже на пенсии: «Я отдаю здесь должное Сталину. До самой своей смерти, когда он диктовал или что-нибудь формулировал, то делал это очень четко и ясно. Сталинские формулировки понятны, кратки, доходчивы. Это был у него большой дар, в этом заключалась его огромная сила, которую нельзя у него ни отнять, ни принизить»[312]. Провинциальный партийный работник, стремительно выдвинувшийся наверх, был «буквально очарован Сталиным, его предупредительностью, его вниманием, его осведомленностью, его заботой, его обаятельностью и честно восхищался им» [313].