Я рассуждала абстрактно, словно не о себе и об одном из моих друзей, а о гипотетической ситуации, каковой я все и полагала.

— Да опомнитесь вы, черт возьми! — рявкнул Полухин, трахнув кулаком по столу. — Думайте головой! Он маньяк, понимаете? Тронутый, чокнутый, если вам больше нравится. К нему нельзя подходить с обычными мерками. Вы хоть знаете, какой сейчас среди молодежи процент душевно больных? Пускай часть из них нарочно косит от армии, достаточно половины, чтобы объявлять национальное бедствие. Да стоит открыть данные по одной наркомании, люди начнут шарахаться от каждого, кому нет тридцати! Уже эти валентинки, они явно написаны ненормальным. Требовать от женщины верности может только псих. Но сперва ненормальность была тихой и безобидной, а потом ваша красотка Пози заморочила парню голову, и он ее убил, а убийство — сильный стресс, способный искалечить даже здоровую психику. И мощный выброс адреналина, который хочется повторить. Вот тут-то его крыша поехала окончательно. Он решил избавить мир от всех неверных женщин. Это его фетиш, цель его жизни. Он увлекается медициной, а вы как раз недавно проходили строение сердца. Возможно, он и признается сегодня во всем, но я видел его лицо, и я в это не верю. Маньяка очень трудно припереть к стенке. Они хитры и изворотливы, их поступки не поддаются логическому анализу, мотивы нелепы, а улик у нас пока нет. Я могу на свой страх и риск задержать его на сутки, но не уверен, что за эти сутки найду доказательства. Вот когда он вас убьет, тут, конечно, доказательства появятся. Тебя это устраивает, дурочка?

Капитан смолк на полуслове, затем холодно произнес:

— Извините. Я погорячился.

Мне стало его жаль. Он оказался вовсе не злой, наоборот.

— Вы не волнуйтесь так, — попросила я, прикоснувшись к руке собеседника, чтобы побыстрее его успокоить. — Ничего не случится. Вы Ромку подозреваете, да? Галка тоже его подозревала. Но я уверена, это ошибка. Он очень переживает после смерти Марины, правда! Значит, он не мог ее убить. И Галку тоже.

— Он единственный, кто был тесно связан с ними обеими.

— Почему? — удивилась я. — А Олег? У него был роман с Мариной, целый месяц, наверное, а потом с Галкой, правда, всего несколько дней. Так что это ничего не значит. Вы не обижайтесь, но это неправильно, что вы даже не допрашивали человека, а уже приговорили. Может, у Ромки алиби? Я не понимаю, почему вы так однозначно выбрали его.

— Да ничего я не выбрал, — устало ответил Денис Борисович (мне вдруг расхотелось называть его по фамилии). — Если б я был однозначно уверен, я бы плюнул на все и задержал парня… а в изоляторе мы бы заставили его признаться.

— Он и так не в себе, а в изоляторе заболеет и умрет, — не выдержав, прервала я. — Вы его не знаете, а я знаю.

— Он вам что, нравится? — неожиданно заинтересовался милиционер.

— Ну… если в смысле, как мальчишка, то нет. Забитый такой и грустный… я совсем других люблю. А как человека жалко очень. Я вижу, ему плохо. Я не верю, что он виноват. Вы ведь тоже не верите, правильно?

— У меня нет однозначной уверенности, а это не одно и то же, Натка. Настоящего алиби у него не будет… как и у остальных. Преступление произошло позавчера, а тело обнаружили только вчера вечером, так что время смерти определяется весьма приблизительно. Все вы были позавчера в институте и на обратном пути могли заглянуть на эту стройку… десять минут, и дело сделано. Нетребко представляется наиболее вероятным вариантом… тогда проступает хоть какая-то логика… но фактов, способных убедить начальство, у меня нет. У меня даже нет фактов, способных по-настоящему убедить меня самого. Это дело слишком безумное… нелогичное, нелепое. Что снова и снова наводит на мысль о маньяке.

— Но ведь он не обязательно Ромка, — обрадовалась я. — Поэтому вы Ромку не арестуете. Раз у маньяка нет логики, им может оказаться кто угодно.

— Я уже не знаю, как лучше говорить с тобой, по-хорошему или по-плохому, — с тоскою произнес Полухин. — Бесполезно. То-то и страшно, Натка, что маньяка почти невозможно определить. Я задержу одного, а им окажется другой. А если тебя прикончат, какая разница, кто это сделает, Нетребко или Гуляев? Ты должна опасаться каждого.

— А если валентинки вообще не при чем? — попыталась я утешить собеседника. — Тогда никакой опасности для меня нет.

— Случайное совпадение… — съязвил капитан. — Когда мне сказали, что рядом с вашим институтом найдена мертвая девочка, я сразу потребовал фото. Ап — знакомая мордашка. Оставим совпадения любовным сериалам. Я предположил, что опознаю убитую, и опознал. Себе на голову, разумеется…

— Хорошо, пускай не совпадение, — продолжила абстрактные рассуждения я. Мне страшно не хотелось считаться следующей жертвой. — Кто-то… например, отец ребенка… столкнул Марину с балкона, и Галка это видела. Или не видела, но о чем-то догадалась. Поэтому Галку и… мм… того. А валентинки — чья-то независимая шутка. Дурацкая, но невинная.

— Не исключено. Я бы распределил шансы как один к трем. Треть — что тебя хочет убить съехавший с катушек Нетребко, треть — что маньяк кто-то другой, и треть — что убийства не связаны с валентинками и тебе ничего не угрожает.

— Вот видите! Один к трем — это немало.

— Возможно, в эпицентре атомного взрыва вероятность погибнуть и впрямь была бы несколько выше, — холодно заметил Денис Борисович. — Я не хотел вмешивать ваших родителей, но к вашему разуму обращаться, по-видимому, бесполезно. Надеюсь, вы пошли не в них и они воспримут ситуацию адекватно.

— Они отдыхают в Египте, — злорадно сообщила я, но, увидев, как искренне огорчился собеседник, поспешила добавить: — Зато у меня есть Ира.

— Наташа, вы когда-нибудь чего-нибудь боялись? — вдруг обратился ко мне капитан.

— Занятий в прозекторской.

— Возможно, вскоре вы проведете там массу времени — на столе прозектора. Ладно, идите. Я сделал, что мог, и куда больше, чем имел право. Идите!

— Не обижайтесь на меня, пожалуйста, — попросила я. Денис Борисович был такой расстроенный, что у меня защемило сердце. — Я вам очень благодарна. Я постараюсь, чтобы ничего не случилось. Я обещаю остерегаться, если вас это успокоит. Успокоит?

— Частично. — Полухин невольно улыбнулся. — Насколько могут успокоить мужчину обещания столь неверной женщины.

На этой интригующей ноте мы и расстались. Полухин вызвал к себе Ваньку, а я отправилась к Ире, Камиле и Насте. Похоже, бедная Ира не отводила глаз от дверей, ожидая. Здорово же Полухин ее запугал! Она крепко вцепилась в мою руку, словно я могла взвиться в воздух и улететь прямо маньяку в пасть. Мы молчали. Вскоре появился Ванька с перекошенным лицом и сел от меня с другой стороны с видом собаки, охраняющей ценную кость. Ох, и нелегкая же мне предстоит жизнь! Но сердиться на Дениса Борисовича я не могла — он хотел, как лучше. Следующим пришел Димка, однако Ира не среагировала на него, продолжая стеречь меня. Обстановка сложилась такая, что даже он не решился произнести ни слова, лишь сочувственно мне подмигнул. Его, по-моему, допрашивали не больше пяти минут, как, впрочем, и Андрея с Олегом. Последний выглядел несколько обалдевшим, что немудрено — намереваешься честно прогулять занятия, а тебя вместо этого грузят убийством. Оставался Ромка. Мы ожидали его так долго, что на какой-то миг я вдруг подумала, как здорово было бы, если б он и впрямь оказался маньяком, а Полухин его расколол и арестовал. Тогда все успокоились бы и перестали ко мне цепляться. Но я представила себе, как беднягу тащат в тюрьму, и устыдилась. А еще больше устыдилась, когда герой моих нелепых фантазий предстал передо мной воочию. Он брел, словно сомнамбула… нет, не так. Словно человек, убеждающий себя, что происходящее — сон. Бодрствуя, он надеется, что спит.