Брожу по цветочному рынку. Нужен букетик цветов, чтобы поздравить Надежду Ивановну Минееву с днем рождения. К сожалению, рядовому советскому учителю не все цветы доступны. Кусаются цены. Выбираю вариант оптимальный, и для моего бюджета, и для того, чтобы не стыдно было вручить. Радуюсь, что в местном магазине удалось захватить альбом репродукций «Третьяковская галерея». Художественную книгу решил принципиально не брать, так как у Надежды Ивановны богатая библиотека, боялся повтора.

Придя к Минеевой, вручаю цветы и книгу, приношу свои поздравления с пожеланиями чаще встречаться с ней в стенах колонии. Ибо считаю, что она еще может принести ощутимую пользу. На что Надежда Ивановна смеется и говорит, что вряд ли осуществится мое пожелание, потому что ее пригласили работать в инспекцию по делам несовершеннолетних.

Интересуюсь:

– И что, вы не собираетесь даже навестить нас?

– Ну, это обязательно, при первом же удобном случае. Вы же знаете, Владимир Иванович, что сердце свое я оставила там.

Глаза ее грустнеют, увлажняются, и я понимаю, что это действительно так.

Я пришел первым. В зале стоит сервированный стол, Надежда Ивановна посматривает на часы, и я понимаю, что она ждет гостей. Я, выполнив свой долг, спешу откланяться. Но хозяйка в категорической форме убеждает меня остаться.

Под хорошее настроение она достает из шкатулки самые дорогие свои реликвии – письма от Григория Медынского, автора известной книги «Честь». Бережно, с трепетом вынимаю из конвертов пожелтевшие листочки, вчитываюсь в строчки, написанные рукой талантливого педагога и писателя. На дне шкатулки медаль Антона Семеновича Макаренко. Минеева, единственная в колонии, удостоена этой высокой награды. Держу медаль на ладони, пристально всматриваюсь в лицо человека в застегнутом на все пуговицы военном френче...

Разговор завязывается о нем. Его идеях и их воплощении в педагогической практике Мелитопольской ВТК.

– Взять хотя бы дисциплину, – предлагает Надежда Ивановна. – Макаренко считал, что дисциплина является не средством воспитания, а результатом воспитания. Я двадцать лет проработала в колонии, но так и не смогла убедить нескольких сотрудников, что дисциплина – продукт всей суммы воспитательного воздействия. Они считают, что дисциплины можно достичь при помощи каких-то специальных методов.

– Что это за методы?

– А те, от которых я вас всегда предостерегаю: наказание, запреты, повышение голоса, иногда даже рукоприкладство.

Минеева как пример привела случай, когда Водолажская забралась в чужую тумбочку. И Гукову не забыла, забрызгавшую кровью проход между партами.

– Вы никак не наказали этих воспитанниц, и что же, повторяли они подобные поступки? А Шумарина, как считаете, выйдет еще на построение в тапочках? Будет она еще грубить дежурному помощнику начальника колонии?

– Думаю, вряд ли...

Я в который раз вспомнил теплым словом воспитателя Зарю, сумевшую повернуть заблудшую душу лицом к своему ребенку.

– Вот так и нужно работать, – назидательно проговорила Надежда Ивановна. – И об этом у Макаренко: «Знание воспитанника должно прийти к воспитателю не в процессе безразличного его изучения, а только в процессе совместной с ним работы и самой активной помощи ему».

Радуясь перелому, который произошел с Шумариной, Надежда Ивановна не удержалась, чтобы еще раз не процитировать: «Для нас мало просто «исправить» человека, мы должны воспитать его по-новому, т. е. должны воспитать так, чтобы он сделался не просто безопасным или безвредным членом общества, но чтобы он стал активным деятелем новой эпохи».

Наш разговор еще раз убеждал меня в правоте мыслей о том, что мало, пожалуй, оторвать ту же Водолажскую или Шумарину от «отрицаловки», нужно ввести их в актив и сделать все, чтобы они стали в нем не только формальными членами. Каким, кстати, является председатель Чичетка – безынициативная, слабовольная, малодушная. Впрочем, это не значит, что Чичетку надо тут же переизбирать, тем более что заменить ее пока некем. Необходимо воспитывать, помочь стать лидером коллектива. А Шумарину можно предложить заместителем председателя. Взамен Безкоровайной, у которой вскоре заканчивается срок.

Мои мысли прерывает звонок в дверь. Надежда Ивановна спешит к очередному гостю.

5

Мы условно делим воспитанниц на три группы. Самая многочисленная – это, пожалуй, «пассивные»: тихие, живущие по принципу «моя хата с краю». Эти подчиняются режиму колонии и особых хлопот ни воспитателям, ни учителям не приносят. Среди пассивных воспитанниц немало физически и духовно слабых, которые служат мишенью для насмешек и издевательств. Их окрестили так: «лошарики». Есть еще «шестерки» – их удел угодничество, стремление любой ценой быть в милости у неформальных лидеров. А есть и такие, которые при своей достаточной независимости в коллективе абсолютно безразличны ко всему вокруг, замкнулись в себе, спрятались в собственную скорлупу и не вылезут из нее до самого дня освобождения. В качестве примера можно вспомнить осужденную Бондарь, такие имеются почти в каждом отделении.

Кроме «пассивных», есть также в колонии категории активных воспитанниц и воспитанниц, отрицательно настроенных. В шестом отделении лидерство постепенно переходит к активу. Эти девчата вездесущие. Хорошо учатся, с желанием (как, скажем, Кошкарова) выполняют общественные поручения, помогают во всем администрации колонии. Освобождаются такие воспитанницы, как правило, условно-досрочно, на год-два раньше определенного судом срока. По существующему положению, девушки могут находиться в воспитательно-трудовой колонии до достижения восемнадцатилетнего возраста, но для активисток существуют исключения, многие из них остаются здесь до девятнадцати-двадцати лет. Это советчицы колонии, у каждой на рукаве пришита широкая красная полоска. Иногда подобные исключения (в смысле отсрочки перевода в исправительно-трудовую колонию) делаются и для «пассивных» – в целях закрепления результатов перевоспитания.

Альтернатива активу – «отрицаловка». Эту группировку обычно составляют воспитанницы, осужденные за особо опасные преступления: убийства, разбойные нападения, злостное хулиганство, торговлю наркотиками, соучастие в изнасиловании. «Отрицаловка» состоит в постоянном конфликте с учителями и воспитателями, администрацией колонии, воспитанницами из актива. «Отрицаловка» – это отрицание, неприятие всех режимных требований к осужденным в колонии, это жаргон, жестокость, бездуховность, татуировки по всему телу, всевозможные интриги и планы. В шестом отделении, к счастью, таких осталось немного, и все же есть: Цирульникова, Корниенко, Гукова...

Едва ли не основная наша педагогическая задача – бороться за «пассивных». Воспитатели – старший лейтенант Татьяна Игоревна Селезнева, лейтенанты Татьяна Борисовна Рябова и Валентина Вадимовна Мных давно уже большую часть времени и усилий посвящают активу, справедливо считая, что будет сильный актив – будет пример остальным,