– Ладно, нам лучше поторопиться. Я знаю выход отсюда, который не через вход. – Она изогнула губы в кривой усмешке. Моя логика вылетела в окно примерно в ту же секунду. Это было новое выражение на ее лице. Остатки ее прежнего «я», как мне показалось.

– Следуйте за мной. – она махнула рукой.

Мои глаза приковались к ее заднице, и я больше не преследовал ее.

Нет, я охотился за ней.

Жду ее.

Зная, что этот удар никогда не придет.

Зная, что никакое количество высоких стеков не сможет компенсировать ущерб, который я собирался создать.

БЭЙН

– ЯПОЙДУ ВОЗЬМУ поводок Тени.”

Запомните эти слова, потому что именно они привели к дерьмовому шоу эпических масштабов, спонсируемому Пэм Моргансен, направленному вашим–блядь–покорным слугой.

Вот как это случилось: я стоял в фойе рядом с самой старой собакой в мире. Это не преувеличение. Тень бросил на меня усталый взгляд "Я–не–доверяю–твоей–заднице", и я ответила ему ухмылкой "Я–тоже–не–доверяю–своей–заднице". Это был первый раз, когда я посетил ее дом при свете дня, и он был роскошным, тихим и пустым. Это было все равно, что надеть дизайнерское платье на труп. Прекрасно удручающе. Я разглядывал, огромные картины на стенах и старалась не думать о том, что Джесси считает, будто от меня хорошо пахнет. Обычно мне было на это наплевать. Это не значит, что от меня так пахло. Но я не привык прилагать усилия.

Во всяком случае, я старался не думать о том моменте в лабиринте. Вместо этого я сосредоточилась на том, что дыхание Тени было жутко похоже на запах мертвого тела. Не очень хороший знак. Со стороны кухни послышался шорох. Я навострил уши. Если Даррен увидит меня здесь, он увидит прогресс, которого я добилась с Джесси. Только это был не Даррен. Это была человеческая кукла Барби.

Хозяйка поместья.

Ее волосы были слишком обесцвечены, кожа слишком загорела, и слишком обветрилась. Ее голубые глаза были пусты. Перекрашенная марионетка с оборванными нитками. Красивая, но пустая во всех важных местах. На ней были туфли на танкетке и ярко–зеленый кафтан. Ее фальшивый загар был точь–в–точь как куриное бедрышко из KFC.

– Незнакомец в доме. – Барби опустила темные очки, театрально ахнув, но это было кокетство. – Меня зовут Пэм. А вы кто?

Не интересуюсь.

– Роман. – Я откинулся назад–ботинок прислонился к стене лебединого цвета–моя очаровательная ухмылка была полностью выставлена напоказ. Она не представляла для меня никакого интереса, но я не хотел, чтобы она доставляла неприятности своей дочери. Пока лучше быть цивилизованным.

Пэм придвинулась ближе, предлагая мне тыльную сторону ладони для поцелуя. Я взял ее ладонь, опустил и пожал. Ее ослепительно белый луч уменьшился на дюйм.

– Это не очень по–рыцарски, – заметила она.

– А еще сейчас не семнадцатый век, – сообщил я, щелкая жвачкой у нее перед носом.

– Все в порядке. Во всяком случае, я не слишком люблю джентльменов, – ее бледные глаза изучали мое тело с голодом, который я слишком хорошо знал, потому что удовлетворял эти желания. – Я не знала, что Джесси общается с татуированными, высокими, красивыми типами.

Я начинала все больше жалеть Даррена. Его падчерица не слишком заботилась о нем, а его жена активно пыталась трахаться с мужчинами, которые не были им. Все деньги в мире и ни капли уважения. Я воздержался от ответа Пэм, опустившись до Тени.

– Как вы познакомились с Джесси? – Ее голое бедро внезапно оказалось у меня перед глазами.

– У нее спустило колесо. У меня были руки. Остальное–история.

– Классическая Джесси. Иногда у нее полный бардак. – Пэм рассмеялась, но в ее голосе не было ни капли юмора.

Я погладил шерсть Тени. Сколько времени понадобилось Джесси, чтобы схватить, чертов поводок? Я хотел выбраться оттуда. Желательно до того, как мой потенциальный инвестор обнаружит, что его жена пытается размазать свой пах по моему лицу, что начинало выглядеть вполне правдоподобным сценарием.

– Так... вы что, ребята? – Пэм оставила вопрос висеть в воздухе. Пришло время разбить ее маленькое черное сердце. Я выпрямился, посмотрел ей в глаза и сообщил новость.

– Встречаемся? Нет.

– О, – Она облизнула губы, глядя на меня сквозь распущенные ресницы. – Это приятно знать.

– Не из–за того, что я не пытался, – сказал я после расчетливой паузы, убедившись, что фраза произвела желаемый эффект, который я искал. Я смотрел сквозь нее, как делал, когда хотел уничтожить людей с эго больше, чем их особняки. По моему опыту, чем более неуверенно вы держитесь за то, что у вас есть, тем больше ваше эго.

– Она не слишком охотно покупает корову, которую уже доил каждый фермер в городе, и я не могу ее винить. Я привлекаю только определенный тип женщин. Не из тех, кто привередлив. – Я склонил голову набок, внимательно осматривая ее.

Если бы у Пэм были яйца, они бы сморщились у меня в кулаке. Но она этого не сделала, поэтому просто вздернула подбородок в притворном вызове, захлопала ресницами, когда поняла, что выбрала не того человека, с которым могла бы говорить гадости о своей дочери, и отступила. Джесси выбрала именно этот момент, чтобы потащить свою задницу вниз, перепрыгивая через две ступеньки за раз с черным поводком в руке. Я успешно подавил мысленный образ того, как надену на нее ошейник и поведу ее на приятную, длительную прогулку в ее шикарную ванную, прежде чем трахнуть ее перед тем, что, держу пари, перед зеркалом Джека и Джилл. И под "успешно" я имел в виду не совсем.

То же самое. Чертова. Разница.

– Готова? – Я спросил. Джесси перевела взгляд с мамы на меня, ее лицо исказилось от беспокойства. Я одарил ее легкой улыбкой, которая, надеюсь, говорила о том, что ей не о чем беспокоиться. Это был первый раз, когда я по–настоящему пожалел Снежинку. Потому что даже после всего, через что она прошла, она была жесткой, как гвозди (и почти такой же дружелюбной). Но быть преданной собственными родителями... Это совершенно новый уровень пиздеца. Я знала это, потому что каждый раз, когда думала о том, от кого я пришел, меня тошнило.

Наконец Пэм перевела взгляд на Джесси. – Значит... Бэйн Проценко, да? По крайней мере, теперь мы знаем, что ты мой ребенок. – Она фыркнула–засмеялась, качая головой.

Конечно, Пэм знала, кто я. Я был официальным жиголо, любимой игрушкой домохозяек Лулулемона. Я обернулась и уставилась на маму Джесси, на этот раз без пальто безразличия и фальшивой вежливости, но с моим настоящим выражением. Тот самый, который я приберегла для людей, переступивших границы дозволенного.

– Какие–то проблемы, Памела? – Я не называла ее миссис Моргансен, потому что не хотела выказывать ей уважение, а " Пэм " чувствовалось слишком дружелюбно. Памела была чертовски хорошим способом обращаться к ней, не используя слово на букву "б".