мой, — промолвил Мограбин, вручая отцу велень с клятвой, — ты сдержал свое слово, и я возвращаю тебе твой залог. Если я буду чем-то недоволен, тебя я винить не стану. Знай, отрок, — маг обернулся ко мне, — тебе предстоят серьезные занятия, и на снисхождение не надейся».

«Знай, отрок… тебе предстоят серьезные занятия, и на снисхождение не надейся».

С этими словами он взял меня за руку и не выпускал ее ни на мгновение, пока родители обнимали меня на прощание. Потом Мограбин направился к выходу, уводя меня с собою.

У дворца нас ждал верблюд. Меня усадили на самое удобное место. Огромный негр шел впереди, держась за уздечку.

Как только мы покинули город и оказались в безлюдном месте, мой хозяин велел своему рабу:

«Стой, Илаг Кадахе, пора нам расстаться с этой медлительной скотиной».

Он ловко спрыгнул на землю, а негр протянул руки, чтобы помочь мне спуститься вниз. Не успел он поставить меня на ноги, как Мограбин приказал:

«Одень его, как подобает для путешествия».

Тогда негр обеими руками пробежался по моему телу, а затем прижал их к моему лбу и грубо надавил. Во мне тут же произошла перемена, которую трудно описать. Сначала у меня так сильно закружилась голова, что я потерял равновесие и упал на бок.

Каково же было мое удивление, когда мне показалось, что я уже не человек, а маленькая деревяшка, выточенная в форме конуса на золотом гвозде!

Я говорю «показалось», поскольку благодаря книгам, которые я здесь изучил, знаю теперь, на что способно колдовство, и понимаю, что я не видел, чем был, и не был тем, что видел. То был как бы сон во сне, но, как вы поймете из дальнейшего рассказа, многое в нем происходило на самом деле: я всё видел, слышал и чувствовал.

«Давай, Илаг Кадахе, — велел Мограбин, который уже сбросил с себя обличье почтенного старца и предстал в самом безобразном своем виде. — Возьми плеть и дай мне вторую, разбудим сей волчок. Это позабавит нас в пути».

В тот же миг на меня обрушился град ударов. Они доказали мне, что я вовсе не деревянный.

Кожаные ремешки с силой подкидывали меня в воздух и перебрасывали на сотню шагов, но игроки тут же настигали меня. Их веселье возрастало вместе с жестокостью.

«О, какой отличный удар, Илаг Кадахе! Как прекрасен наш волчок! Я всегда знал, что среди служителей Астарота полно игрушек, но эта выше всяких похвал».

Я потерял сознание и больше ничего не слышал. Очнулся я в источнике. Вода омывала мои раны, ибо каждый удар, нанесенный волчку, оставил кровавый след на моем теле.

Эта дикая забава не идет ни в какое сравнение с тем, что я пережил в следующий год, ибо мне, как и вам, предстояло мучиться еще целых двенадцать месяцев.

Тем временем я пришел в себя настолько, что начал понимать их разговор, но был еще слишком слаб, чтобы они это заметили.

«Илаг Кадахе, — говорил мой коварный хозяин, — мы исполнили приказания, коих не могли ослушаться: мы наказали этого юного служку храма Астарота, который не отличался ни прилежанием, ни рвением, ни набожностью, ни устремлениями. О, я — несчастный отец! Дорого же я заплачу за свою покорность, ибо потеряю мое дорогое дитя, моего единственного сына! — Он всхлипнул, а после продолжил: — Илаг Кадахе, кому как не тебе знать, что ты унес Шадзарихдина, дабы я занял его место на брачном ложе, ибо только так можно было снять заклятие великого дракона. Я так долго любил этого мальчика… Я думал, что обрету свободу и дам ему настоящее образование, ибо мой сын должен быть безупречен, но воля Неба требует от меня совсем другого. Исполнив ее, я до конца жизни обреку себя на страдания».

Пока злодей лил слезы, способные растопить камень, меня уложили на кучу мха, и оба мучителя прижали пальцы к моим губам.

«Он еще дышит». — Они прощупали мой пульс и нашли его слишком слабым.

«Если ты не пожалеешь одной капли своего эликсира…» — промолвил негр.

«Нет, он слишком крепок для такого мальчика, — отвечал мой так называемый отец. — Дома у меня есть другой, помягче… А впрочем, что значит одна капля? Давай попробуем».

О, эти изверги прекрасно знали, к сколь сильному средству они прибегают! Они приподняли мне голову, влили в рот одну каплю эликсира, и вместе с силами ко мне вернулось ощущение боли от полученных ран. Негодяи могли избавить меня от нее, но им хотелось, чтобы я мучился. И я криком кричал от невыносимых страданий.

«Ах, ему больно, я спасу его! — радостно воскликнул Мограбин. — Я заберу его в свой дом. Смерть не проникнет сквозь его стены! Уходи, Илаг Кадахе, ты мне больше не нужен, ступай, доложи о моей верности и послушании».

Вам известно, что случилось со мною потом. Вы знаете также, какую выгоду Мограбину неизменно удается извлекать из придуманной им басни после того, как его жертвы доверчиво убеждаются в ее правдивости. Он легко заставил меня поверить в то, что мой отец — не отец мне, поскольку Шадзарихдин всегда относился ко мне хотя и ласково, но сдержанно.

Мограбин заставлял меня учиться, но занятия, никак не подходившие моему нраву, меня не увлекали. Мне не к чему было приложить свои силы, и, будучи по характеру независимым, я небрежно исполнял приказания хозяина, а порой и вовсе не слушался его.

Тогда я становился жертвой его жестокости, о которой вы все имеете ясное представление. Однажды от его удара мои губы распухли на целую неделю. Я получил пощечину за то, что в его якобы отсутствие не занимался заданными уроками, а читал свод заклинаний. Он спрятал его, но при этом нарочно сделал так, чтобы я заметил, куда он его положил. Колдун появился неожиданно, вырвал книгу из моих рук и со всей силы ударил меня.

Через шесть дней Мограбин опять стал обращаться со мною ласково и вроде бы с доверием. Он взял меня на охоту, мы преследовали лань, и у каждого из нас было копье. Я так освоился с этим оружием, что мне и раньше, при храме, дозволяли пользоваться им.

Мой враг шел впереди меня и вдруг наступил на ствол поваленного колючего дерева, спрятавшегося в траве. Огромная колючка пронзила насквозь его тонкий сапог и пятку.

Он вскрикнул, остановился и сел, из