Британский журналист Ричард Уэст, глубокий знаток Индокитая и одно время страстный антиамериканец, с горечью писал из Сайгона: «Абсолютно неверно изображать происходящее в Южном Вьетнаме как свержение фашистского режима революционными силами. Даже в это тяжелое время, когда страна стоит на пороге гибели, оппозиционные движения имеют право на выражение протестов, а сайгонская пресса обличает власть имущих более дерзко, чем лондонская. Вьетконговцы, как называют местных южновьетнамских коммунистов, теперь играют в войне лишь незначительную роль; сайгонский пролетариат, проигнорировавший два призыва к восстанию в 1968 г., апатичен… Таким образом, то, что началось как революционная война, превратилось в классическую оккупацию Южного Вьетнама своим северным соседом… Не может не вызывать отвращения злорадный тон некоторых иностранных изданий, смакующих ожидающую антикоммунистов участь»[1440]. Это последнее замечание наглядно отражало триумф пропагандистских усилий Ханоя: сотни миллионов человек по всему миру, включая немалое число американцев, считали, что победа Северного Вьетнама над Южным будет справедливым исходом этой войны.

Рядом с американской зоной в аэропорту Таншоннята, откуда отправлялись рейсы для беженцев, тысячи вьетнамцев выстроились в длинную очередь, растянувшуюся за пределы площадки для боулинга и теннисных кортов. Вечером 23 апреля Ле Тхи Тху Ван, 45-летняя вдова застреленного южновьетнамского политика Нгуен Ван Бонга, встретила в очереди своего знакомого, пожилого преподавателя французской литературы, который едва сдерживал рыдания[1441]. Оказалось, что у него только что украли портфель, в котором находилось все его скромное богатство — $2000. Старик сказал, что не поедет в Америку, чтобы просить там милостыню, и лучше вернется домой. Его двоюродный брат, заместитель министра образования, решил вернуться вместе с ним — это импульсивное решение стоило обоим нескольких лет в коммунистических «лагерях перевоспитания».

В конце концов Ван и ее дети оказались на борту транспортного C-130 и даже сумели занять четыре брезентовых кресла. Но вскоре в переполненном грузовом отсеке появился высокий молодой американец в гражданской одежде вместе с вьетнамской женщиной: протиснувшись к Ван и ее детям, он жестом потребовал освободить им места[1442]. Когда она отказалась, тот в гневе бросил свою тяжелую сумку ей на ногу и, устроившись со своей спутницей на полу, презрительно сказал: «Эй, знаешь, чем ты будешь заниматься в моей стране? Стирать грязное белье». Позже Ван писала: «Так я покинула мою родину с тяжелым сердцем и раздавленной ногой».

Друзья помогли семье летчика-истребителя южновьетнамских ВВС Чан Хоя получить места на рейсе World Airways. Поскольку теща наотрез отказалась покидать страну, он передал ей документы на свой дом и два автомобиля и ободряюще сказал: «Не волнуйтесь, мама, все это ненадолго. Как только ситуация успокоится, ваши внуки вернутся»[1443]. Сам Хой вылетел на Гуам на борту военного транспортника Starlifter ВВС США; все оставленное им имущество перешло в руки коммунистов. Ева Ким, секретарь посла Мартина, сказала Мерлу Приббеноу: «У вас есть родственники-вьетнамцы — я могу договориться о нескольких местах на „черном“ рейсе». Поскольку жена и сын Приббеноу уже покинули страну, Ким дала адрес, куда должны явиться его теща и племянница, чтобы их доставили на самолет. Ким, образец доброты и сострадания, помогла уехать и многим другим вьетнамцам.

Некоторые дети, такие как девятилетний Бонг, воспринимали эвакуацию как «увлекательное приключение, возможность побывать в новых, захватывающих местах»[1444]. Мальчик не мог понять, почему окружавшие его взрослые так много плачут. Его мать, как и почти все беглецы, ничего не сказала о своих планах друзьям и соседям, но в очереди в Таншонняте они встретили множество ее знакомых, коллег и одноклассников — все они испытывали такой стыд и душевные мучения, что предпочитали молчать. Они прождали два долгих дня и две ночи, пока в конце концов не погрузились на борт C-130. Им пришлось пережить несколько минут страха, пока самолет набирал высоту, потому что коммунисты подошли так близко к столице, что открывали огонь по самолетам. Через несколько часов дискомфортного полета в грузовом отсеке они, совершенно обессиленные, приземлились на Филиппинах. Эвакуация не обошлась без коррупции: некоторые американцы и вьетнамцы, имевшие право вписывать имена в полетные листы, продавали эти места за деньги, из-за чего сотни проституток с «зелеными деньгами» — долларами США — смогли бежать из страны. Сами американцы заплатили больше $50 000 взяток южновьетнамским полицейским и военнослужащим в аэропорту Таншоннята, чтобы те не препятствовали эвакуации своих соотечественников.

Что же до лидера Южного Вьетнама, его «марионеточного» президента, то о чем думал Нгуен Ван Тхиеу, сидя почти в одиночестве в огромном, гулком Дворце независимости, в то время как его страна рушилась на глазах? «Из Тхиеу вышел бы отличный игрок в покер в Лас-Вегасе, — сказал Фрэнк Скоттон. — Он был непроницаем, как стена»[1445]. По словам Фрэнка Снеппа, «как только мы перестали управлять президентом [Южного Вьетнама], мы от него отреклись. Тхиеу был трагической фигурой»[1446]. Один из высших офицеров южновьетнамских ВВС считал, что над Тхиеу всегда довлел призрак Зьема: он боялся, что его ожидает та же участь, если он бросит вызов Вашингтону. «Поэтому американцы видели в Тхиеу всего лишь маленького испуганного мальчика»[1447]. Министр ВРП Чыонг Ньы Танг утверждал, что главной ошибкой Тхиеу была наивная вера в то, что американцы испытывают к нему едва ли не кровную преданность: «Ему казалось немыслимым, что они могут бросить его в такой отчаянной ситуации»[1448].

Последнее предположение правдоподобно, хотя и не подтверждено, поскольку в изгнании Тхиеу хранил гробовое молчание. В последние недели своего пребывания у власти — или, точнее сказать, безвластия — он проявлял такую же политическую некомпетентность, которая была характерна для всего его восьмилетнего правления. В середине марта он отклонил призывы об отставке от «отца оппозиционеров» Чан Хыу Тханя и бывшего вице-президента Ки, который обиженно сидел на своей ферме, с тех пор как из-за политических интриг был вынужден отказаться от участия в президентской гонке 1971 г. Десять человек были брошены в тюрьмы якобы за участие в заговоре с целью свержения правительства. Тхиеу проигнорировал голосование в сенате за его отстранение от должности. 4 апреля он запоздало перетасовал кабинет, хотя его пребывание на президентском посту, как и всегда, зависело от лояльности генералов. Двойной агент «Хакл» — тот самый «источник из Тэйниня» — сообщил ЦРУ, что Ханой не заинтересован в сделках с каким-либо южновьетнамским кругами и группами. Зачем Северу торговаться, когда он стоит на пороге полной военной победы? Только посол Мартин и горстка влиятельных южновьетнамцев продолжали цепляться за иллюзорную надежду, что существует возможность предотвратить окончательное поглощение Юга коммунистами.