В то время как последние американцы покидали их страну, южане остановили наступающего противника у учебного центра Куангчунг: они подбили четыре танка и держали оборону всю ночь. В 05:30 30 апреля северяне возобновили атаки, но встретили такое же яростное сопротивление. Один из танков ВНА был одновременно подбит ракетой из М-72 и снарядом из южновьетнамского танка, который сразу после этого был протаранен Т-54, но экипаж южновьетнамского танка сумел выбраться из машины и спастись. Одно заблудившееся подразделение ВНА уговорило местного парня сесть на танк и показать им дорогу. Но, как только колонна попала под обстрел, проводник спрыгнул с брони и сбежал, так что северяне снова свернули не в том месте. Официальная история Ханоя говорит о «все более упорном сопротивлении». Первый танк ВНА, приблизившийся к главным воротам Таншоннята, был подбит и загорелся: «Наша пехота была пригвождена к земле плотным огнем, головные подразделения… были настолько ослаблены, что оказались неспособны продолжать атаку». Офицеры оперативно оценили ситуацию и направили подкрепления.

Южновьетнамские ВВС, совершив один из последних вылетов в этой войне, уничтожили еще два танка. К 10:15, когда северяне потеряли еще больше бронетехники, «ситуация стала чрезвычайно сложной»[1458]. Но затем пехота сумела прорвать линию обороны и захватить несколько укрепленных огневых точек к западу от главных ворот. Колонна танков и бэтээров ринулась через прорыв и рассредоточилась внутри периметра, ведя огонь на ходу. Вскоре начали появляться группы защитников, жестами показывая, что они хотят сдаться. К полудню последнее сопротивление на авиабазе «Таншоннят» было подавлено.

Ветеран Вьетконга Хюинь Конг Тхан вел силы ВК размером с дивизию с южного направления на Сайгон. Хотя общий коллапс был очевиден, его подразделения наталкивались на локальные очаги ожесточенного сопротивления, из-за чего непрерывно несли потери. После того как несколько их атак на окружной военный штаб были отбиты, они в конце концов обошли его стороной. Затем они пересекли реку Канзуок и двинулись на Сайгон тем же маршрутом, что и в ходе Тетского наступления 1968 г., но на этот раз с куда более триумфальным настроем. Тхан завершил свою войну захватом Управления национальной полиции и Штаба ВМС в центре столицы. «Лица наших солдат ярко светились улыбками победителей», — писал он. Символическая кульминация наступила 30 апреля, когда один из танков 304-й дивизии генерал-майора Ана протаранил ворота Дворца независимости, бывшей резиденции президента Тхиеу.

Генерал Зыонг Ван Минь, Большой Минь, чей младший брат был высшим офицером ВНА, за три дня до этого во второй раз стал президентом Республики Вьетнам. Он попытался договориться о прекращении огня, но коммунисты были готовы договариваться с Минем ничуть не больше, чем с любым другим южанином. Утром 30 апреля Большой Минь сделал для своего народа единственное, что оставалось в его силах: он подписал безоговорочную капитуляцию и записал обращение с призывом к южновьетнамским солдатам сложить оружие, которое многократно транслировалось по радио и позволило спасти множество человеческих жизней. С наступлением темноты все значительные боевые действия прекратились.

Тысячи вьетнамцев продолжали бежать из Сайгона и в этот день, и в течение нескольких последующих недель. Лейтенант Кхием, обессиленный, вернулся из посольства домой, где его ждали родители и дед: «Не было времени плакать. Нужно было думать, как выжить». Утром 30 апреля им сообщили, что на берегу реки стоит транспортное судно, которое за определенную плату берет на борт беженцев. Кхием умолял мать поехать вместе с ним, но она сказала, что ей нужно остаться и заботиться о деде. Отец отвез его на берег на одном из грузовиков, принадлежавших их семейной фирме, и поспешно попрощался с сыном, не в силах сдержать эмоций. Молодой офицер прыгнул на борт судна в плотную толпу тел: «Там была пара тысяч человек, не меньше». Вокруг уже рвались ракеты и снаряды. «Отчаливай!» — крикнул Кхием морякам. Они двинулись вниз по реке Сайгон вместе с другими судами и кораблями ВМС, время от времени попадая под обстрел коммунистов. Когда судно уже вышло в море, они услышали по портативным радиоприемникам, что Южный Вьетнам официально объявил капитуляцию: им оставалось только плакать и молиться.

Нгуен Хай Динь, перебежчик из ВНА, который последние четыре года провел в сайгонской семинарии, готовясь стать католическим священником, знал, что после победы коммунистов его будущее будет очень коротким. 30 апреля, яростно работая локтями, он проложил себе путь через растерянную толпу на пристани и забрался в крошечную рыбацкую лодку, где сидели 15 южновьетнамских десантников[1459]. Лодка доставила их на сухогруз, на борту которого собралось 4000 беглецов. Среди всех ужасов плавания — в какой-то момент у сухогруза вышли из строя двигатели — Динь избавился от своего южновьетнамского удостоверения личности и справки, что он чиеу-хой. Они прибыли в Гонконг, где он провел девять месяцев. Его мечта о жизни в США умерла вместе с бегством из Сайгона: как и многие его земляки, теперь он считал американцев предателями и предпочел обосноваться в Великобритании.

Тысячи людей на берегу подавленно взирали на армаду больших и малых военных кораблей, транспортных судов, танкеров, рыболовецких траулеров и джонок, медленно удалявшихся от побережья канувшего в лету государства Республика Вьетнам в Южно-Китайское море, — зрелище, знаменовавшее собой самое горькое унижение, когда-либо испытанное Соединенными Штатами, и самую мучительную трагедию, которую пришлось — и еще предстояло — пережить народу Южного Вьетнама.

* * *

Когда коммунистические силы приблизились к Вунгтау, многие южновьетнамские солдаты надели на руки красные повязки и объявили, что переходят на сторону победителей. Лейтенант Нгуен Куок Ши отказался от возможности бежать из страны, «потому что я любил Вьетнам и не хотел жить в Америке»[1460]. В последние часы перед захватом порта ему довелось наблюдать трагические сцены: «Некоторые десантные подразделения сражались до последнего солдата. Были люди, которые убивали себя и свои семьи». На его глазах прямое попадание артиллерийского снаряда пустило ко дну маломерное судно, набитое беженцами. Затем Ши и другие южновьетнамские офицеры наблюдали, как 3-я дивизия ВНА «Желтая звезда» вступает в город. Их поразил юный возраст солдат: «Многим из них было 13, 14, 15 лет. Мы говорили друг другу: „Как мы могли проиграть войну таким детям? Мы должны были их победить!“ Мы были очень подавлены. Коммунисты не знали, что с нами делать. Я отдал свой кольт калибра.45 одному молодому солдату, который начал играть с ним, как с игрушкой. Мне пришлось забрать пистолет и вынуть пули, чтобы он ненароком не застрелился». Первым делом коммунисты отправили сдавшихся офицеров хоронить уже начавшие разлагаться тела, которыми были усеяны районы последних сражений, в том числе вокруг Суанлока.

Флотилия коммандера Чи стояла в гавани Вунгтау с 6 апреля, все это время офицеры и рядовые горячо обсуждали, бежать из страны или нет. Примерно половина решила сойти на берег. Как позже сухо заметил Чи, «если бы они знали, что их ждет при коммунистах, все бы остались [на борту]»[1461]. Остальные 1500 человек взяли курс на Субик-Бей; на борту десантного корабля их плавание прошло спокойно и даже комфортно по сравнению с теми суровыми испытаниями, которые пришлось пережить десяткам тысяч их соотечественников. Группа сотрудников американского консульства покинула Кантхо на двух старых десантных кораблях, набитых вьетнамцами; они пережили голод, жажду, проливные дожди и морскую болезнь, прежде чем их подобрал старый транспорт Pioneer Contender класса Liberty. Настроение измученных и обозленных американских дипломатов, которые считали, что их бросили в Кантхо, нисколько не улучшилось при виде знакомой фигуры сотрудника ЦРУ, который улетел из города на вертолете и теперь безмятежно взирал на них с кормы огромного корабля. «Эй, — крикнул он, — вам не повезло! Пришлось помокнуть!»[1462]