ночи – расскажут, зачем Александр крестьян освободил.

– Ага, и почему его потом убили, – меланхолично прибавила Диана. – Добро наказуемо.

Мишка открыл было рот, чтобы поспорить, но Женёк раздумывал над словами проворнее.

– Добро надо делать, что бы там ни было, – уверенно заявил он и щедро плеснул себе сока. Кроме него никто томатный не жаловал, так что двухлитровой пачкой он владел безраздельно, хоть и делал вид, что не претендует на монополию, всякий раз возвращая сок на середину стола. – Иначе жить будет совсем невыносимо.

– Тогда следующий тост – за добро, – серьёзно сказала сидевшая в уголке Маша. Она была маленькая и тихая, но к её голосу неизменно прислушивалась вся горластая компания.

– И за крестьянскую реформу! – тут же прибавил Женёк. – Тох, ну что там? Петь будем сегодня, нет?

– Соседи не одобрят, – посмеиваясь, заметил Мишка. Его, как всегда, в городе играть не тянуло, и хорошо: Антон обращается с гитарой не в пример ловчее.

– До десяти имеем право, – подкрутив последний колок, гитарист любовно устроил на колене лаковый чёрный корпус и дразняще пробежался пальцами по струнам. – Ну, с чего начнём?

Мишка не пел, только слушал, слегка раскачиваясь в такт нехитрой мелодии. За окном не в лад подвывал ветер. То ли из-за этого злого зимнего дуновения, то ли из-за подспудного ощущения неправильности расслабиться в компании друзей никак не получалось. Раньше Мишка не чувствовал так явственно собственного отличия от остальных – наверное, потому, что прибегать к магии ему прежде почти не приходилось. Да и была эта самая магия чем-то вроде собирания марок или вот, как у Антохи, игры на гитаре – не слишком значимым увлечением, приносящим больше удовольствия, чем пользы. А теперь увлечение обернулось изнурительными тренировками, не всегда приятной рутиной и – профессией. Тоже непростой. Может, это она виновата…

– Мих, чего пригорюнился?

– Да так, – Старов не без труда загнал в слова бесформенный призрак тревоги. – Ребят, а вы никогда не задумывались… ну… тем ли мы в жизни занимаемся? Что мы хорошего делаем? Что после нас останется?

– Наши песни, – Антон неуловимо шевельнул пальцами, лаская струны.

– Какая разница? – почти одновременно выдохнула Диана вместе с облачком дыма. – Смысла в жизни нет. Существуй и наслаждайся.

– Как вы, ребят, не знаю, а я занимаюсь тем! – громогласно заявил Женька. – После меня останутся мои философские труды. Студенты долго ещё будут потом проклинать моё имя, зубря какой-нибудь тридцатый билет!..

– А что, Миш, тебе твоя работа не нравится? – негромко спросила Маша.

– Да нет, нравится, – Старов отчаянно поскрёб в затылке. – Правда, в школе нравилось больше. Отдача другая, что ли… Сразу чувствуешь, что ты хорошее дело делаешь.

– Ну так вернись, – Диана непринуждённо пожала плечами. – Зачем страдать?

– На моём месте тоже кто-то должен работать.

– Вот пусть кто-то и работает, – Женька легкомысленно качнул кружкой, капнув томатным соком на клеёнчатую скатерть. – Делать надо то, к чему душа лежит.

– Делать надо то, что лучше получается, – задумчиво возразил Антон. – Беда, коль пироги начнёт печи сапожник…

– А если оно не нравится? – тут же азартно заспорил Женёк. – И потом, если все будут, скажем, на гитаре бренчать, некому станет мести улицы!

– Нет в мире справедливости, – покладисто согласился Антон. Ему не хотелось вступать в полемику – ему хотелось играть.

Он уже завёл вступление для следующей песни, когда Маша, глядя исключительно на Старова, сказала тихо:

– Есть. Она в наших руках.

Это прозвучало наивно, но как-то… жизнеутверждающе, что ли. Мишка одним глотком осушил чашку и неуверенно присоединил свой голос к нестройному хору. Тоскливый вой посрамлённой вьюги потерялся за тёплыми гитарными переборами. Антон сосредоточенно перехватывал гриф то тут, то там, выбивая из струн музыку. Он, наверное, в чём-то прав. Ещё понять бы, что получается хорошо, что – плохо, и кто тому самый правдивый судья.

XLVII. Праздничное настроение

В украшенном мишурой и бумажными снежинками киоске Верховский приобрёл свежий экземпляр «Московского зеркала». По дороге к лифтам развернул и мельком пробежал глазами содержание на предмет тревожных сигналов. На сероватых страницах царило праздничное настроение: улыбающиеся депутаты с бокалами игристого поздравляли граждан с наступающим новым годом, примелькавшаяся общепризнанная красотка делилась невыполнимыми рецептами, даже строгая обычно финансовая рубрика позволила себе расслабиться и выкатила астрологический прогноз – разумеется, с обязательной пометкой о том, что это ни в коем случае не является гаданием. Зато научно-популярная колонка отличилась. Под интригующим заголовком «Запретный плод: так ли страшна магия смерти?» Верховский обнаружил длинную и обстоятельную статью о некромантии, снабжённую, правда, скромным упоминанием о том, что применение этого сорта способностей полностью запрещено аж с конца прошлого века. В нижнем правом уголке страницы значилось имя автора, но толку с него чуть: журналисты пишут под псевдонимами – и правильно делают, если учесть тесноту сообщества.

– Денис, – окликнул Верховский, едва зайдя в отдел. Липатов тут же карикатурно выпучил глаза, изображая служебное рвение. – Наведайся в коммуникации, поинтересуйся, с какой целью они вот это напечатали.

– Что хотят, то и печатают, – пожал плечами Супермен, забирая у начальника газету. – У нас свобода слова.

– Воспользуйся