А ведь ему и впрямь важно. Настолько, что готов хоть в нерабочее время рыться в архивах, если б только был допуск. Мишке стало слегка стыдно за то, что сам он такой глубокой любви к работе не испытывал. Или, леший знает, не любви – чувства долга… Не понимал он этого человека, как ни старался.

На следующее утро Старов явился на рабочее место на полчаса раньше положенного и, к своему удивлению, застал в кабинете не только неугомонного стажёра, но и взбудораженного Костика. Чернов корпел над какими-то распечатками, однако нет-нет да ревниво поглядывал на Зарецкого. Тот откровенно бездельничал: откинувшись в кресле, читал какой-то университетский учебник. Имел полное право, но всё равно было как-то неправильно, что он прохлаждается, пока коллега рядом работает.

– Привет, – сказал Мишка сразу обоим, пробираясь на своё место.

– Здравствуй, – покровительственно проронил Костик. Несмотря на то, что теперь они со Старовым были равны друг другу в должности, он всё равно считал себя главнее. – Ты рано.

– Ага, мы договаривались, – честно пояснил Мишка и тут же прикусил язык. Надо было, наверное, помалкивать…

– О чём? – вскинулся Костя. Он недоверчиво оглядел коллег; вид у него был едва ли не расстроенный.

– О тайной встрече под покровом ночи, – с абсолютно серьёзным лицом сообщил Зарецкий, отложив книгу. – Ты всё испортил.

Чернов, у которого отношения с юмором были чуть хуже, чем с Липатовым, недоумённо заморгал, краснея скулами. Потом сообразил, что над ним шутят, и обиделся.

– Не смешно, – процедил Костя, испепеляя стажёра взглядом. – Что-то не припомню, чтобы вам двоим что-нибудь поручали.

– Вот и как на тебя полагаться? Не память, а решето, – укоризненно протянул Ярослав. На Чернова он смотрел откровенно насмешливо. – Хоть бы блокнот какой завёл. Для записи не твоих собачьих дел.

– Ну хватит, – влез Мишка. Он словно бы невзначай встал между коллегами, заслоняя Костика от нехорошо улыбающегося Зарецкого. – Ярик, что ты хотел в архиве?

– Костя, протоколируй, – издевательски скомандовал стажёр. Ну какого же лешего! Что Чернов ему сделал? – Я по открытой базе нашёл несколько дел, которые могут быть мне интересны. Они старые, давно сданы в спецархив. Мне достаточно будет финальных заключений и имён тех, кто вёл разработку, – он задумался на мгновение и прибавил: – А если всё засекречено, то это тоже информация.

– И что это за дела?

– Они, м-м-м, связаны с пациентами нашей больницы, – задумчиво пояснил Зарецкий. Он тщательно дозировал выдаваемые сведения; то ли смущало Костино присутствие, то ли и самому Мишке тоже не полагалось знать о его мотивах. – Может быть, ничего особенного. Хочу убедиться.

– Ну ты расскажи по-человечески, – напрямик потребовал Мишка. – Как я тебе искать буду то – не знаю что?

Ярослав задумался на несколько мгновений и пришёл к выводу, что доступ к архивам ценнее тайны.

– Я недавно говорил с медиками там у нас, – он небрежно качнул головой в ту сторону, где располагались невидимые отсюда корпуса центральной магической больницы. – Насчёт… пострадавшей. Мне сказали, что за последние годы была всего пара случаев необратимых нарушений в сознании пациентов, и оба не связаны с нежитью.

– Так мало ли, что там…

– Мало ли, – Зарецкий кивнул, глядя куда-то за окно. Там царил полный отражений предутренний зыбкий сумрак; казалось, стажёр смотрит в лицо самому себе. – Вот думал полюбопытствовать на всякий случай. Ведь не просто так мне Денис Григорьевич запретил в больницу соваться…

– Запретил? – растерянно повторил Мишка. – Зачем это?

– Мне тоже очень интересно, зачем, – хмыкнул Зарецкий.

Старов всерьёз призадумался. Ему прежде и в голову не приходило рассуждать, зачем старшие что-то делают. С Липатова, правда, станется что-то запретить просто из вредности… Мишка украдкой покосился на надувшегося Костика. В разговор он подчёркнуто не лез, но ябедничать Денису об услышанном точно не станет. Зарецкий не слишком-то честен: Чернова отчитал за любопытство, а сам без зазрения совести лезет в дела Липатова. Но если Супермен и впрямь так себя ведёт, то он тоже неправ… И как быть? Проще всего самоустраниться, и пусть разбираются сами, но это неправильно. Надо ведь понять, на чьей стороне правда.

– Ладно, я схожу в архив, – решился наконец Мишка. – Только, если там что-то серьёзное, я начальство поставлю в известность. Не обессудь.

– Я другого и не ожидал, – сообщил Ярослав и протянул коллеге лист бумаги с выписанными от руки номерами дел. Почерк у него был под стать характеру: колючий и непонятный. – Спасибо.

– Пожалуйста, – отозвался Мишка. Он хотел, как всегда, сказать «не за что», но в последний миг решил, что дело всё-таки стоит благодарности.

Липатов, лёгок на помине, явился минут десять спустя и сходу бросил Косте что-то дежурно-обидное. Правда он замешан в чём-то нехорошем – или думает ровно то же самое о Зарецком? Мишке не нравилось подозревать коллег. Если они не могут доверять даже друг другу, о каком порядке в сообществе может идти речь?

Верховский, появившийся ровно в девять, против обыкновения, не сразу исчез в логове, а свернул к тумбочке с чайником – признаваемой всеми нейтральной зоне – и оставил рядом с коробкой чая несколько пёстрых картонок.

– Если у кого-то есть желание, можно сходить на новогодний вечер, – сухо сообщил он сразу всему отделу. – Пригласительные здесь.

– О!