Семейная жизнь Линкольнов продлилась двадцать два с половиной года. Несомненно, что в последние годы совместного житья Линкольн испытывал что-то вроде домашнего ада. Утратив всякое понятие о деньгах, Мэри предъявляла мужу чудовищные счета. Несмотря на общее мнение, что Мэри Линкольн была безумная мотовка, а ее муж — образец экономии, из письма Линкольна от 1848 года ясно, что супруги разделяли интерес к покупкам, желание принарядиться по средствам. «Как только ты уехала, — пишет Авраам своей Молли, — я прикупил, что показалось мне очень хорошеньким набором нагрудных запонок для рубашки — такие скромные и маленькие запонки из гагата, оправленного в золото, и стоят-то всего 50 центов за штуку, или $1.50 за комплект». В то время Линкольны оба придерживались бережливости, ибо средства на жизнь были скромны. А позднейшие Мэрины безумные и бессмысленные траты — например, на шали стоимостью в $1,000 каждая (в те времена столько стоила дорожная коляска!) — говорят о гнетущем отчаянии, душевном надломе и бедствиях — всё, что с лихвой обрушилось на обоих Линкольнов во время президентствования, пришедшегося на Гражданскую войну.

Похоже, супружеская жизнь Авраама и Мэри в Спрингфилде была бурной и нервозной, с частыми вспышками скандалов со стороны Мэри. Соседи вспоминали, как Мэри истерически кричала на мужа, когда была не в духе. Линкольн стоически терпел приступы гнева и дурное настроение своей жены и частенько уламывал ее к миру. Но иногда и он не выдерживал. Тем более что Мэри в запальчивости не делала различия между домом и улицей. Ближайший сосед Линкольнов наблюдал, как миссис Линкольн с ножом в руке гонялась за мужем по улице (в 1856-м или 1857-м). Спасающийся бегством Линкольн заметил людей, идущих навстречу.

Сбитый таким образом с пути, он «вдруг круто развернулся, схватил жену за ее тяжелую задницу — за ее бедра, если хотите, — быстренько затолкал ее в заднюю дверь своего дома — и с силой давил на нее, запихивал внутрь, одновременно шлепая ее по толстому заду и приговаривая: „Вот так тебе, будь ты проклята! Будешь теперь сидеть дома и не позорить нас перед всем миром!“» До сих пор неизвестно, что сталось с ножом.

Как видим, семейный покой и счастье не часто улыбались Линкольну. Но и он бывал нечуток, насмешлив и просто груб со своей женой — чувствительной, нервной, сумасшедшей и задавленной домом, воспитанием детей и активной помощью политической карьере мужа.

Другой сосед по Спрингфилду — он 19 лет жил поблизости от Линкольнов — рассказывал, что в общем-то они ладили неплохо, «пока дьявол не вселялся в миссис Линкольн», и тогда мистер Линкольн «брал за руку одного из сыновей и уходил из дома на улицу и потешался над ней, не обращая на нее ну никакого внимания, пока она пребывала в таком бредовом, яростном и неистовом состоянии». Этот же сосед очень жалел и сочувствовал Мэри Линкольн. Он знал, как тяжело ей одной подымать семью, как одиноко ей во время долгих отлучек мужа.

Я привожу эти фривольные эпизоды из личной жизни Линкольнов, чтобы муж и жена прошли перед читателями в более человечном, реальном освещении. Этих подробностей не найдешь в официальных биографиях Линкольна, где он обычно предстает слишком статуарно, хладнокровно и торжественно, будто овеянный грядущей трагедией и славой. Несомненно, если было что-то неладно в доме Линкольна, виновата была не одна Мэри.

И также несомненно, что семейная жизнь Линкольна ни в коем случае не была «сплошным адом», как воображал друг Линкольна и враг Мэри. Он также полагал, что «именно неблагополучие в доме погнало Линкольна искать удачи и успеха в адвокатуре и в политике». Все было как раз наоборот. Но ясно одно: на долю Линкольнов пришлось не слишком много и меньше, чем они заслуживали, семейного благополучия и счастья.

Вот здесь я хочу встрять и опровергнуть общий у биографов взгляд на супружество Линкольнов как заведомо безлюбое, асексуальное, с прохладцей в чувствах и без чувственности — без Эроса и без Венеры.

Уже одно, более чуткое, а главное — сочувственное толкование документов и фактов из личной жизни Линкольнов позволяет глянуть на их брак с большей симпатией, теплотой и пониманием. Помедлим на их раннем увлечении друг другом, на многолетней интимной (а сейчас сказали бы — сексуальной) близости, на ласковых, нежных, даже игривых словечках в их взаимной переписке.

Какие бы беды ни бушевали над их головами позднее, Линкольн любил свою Молли достаточно горячо, чтобы жениться на ней, а вовсе не прохладно, как сплетничали их соседи и кумушки — и как позднее подхватили упертые линкольноведы. В конце концов, Мэри Тодд была тогда «сама радость и задор» и «в ее силах было заставить епископа позабыть свои молитвы». И Линкольн видел в молодой жене «пленительное создание», а не ведьмочку и старую каргу — в последние годы их супружества.

Внимательно вчитываясь в письма надолго разлученных супругов, различаешь в них осторожный, но отчетливый эротизм, с трудом подавляемое желание, виртуальный секс. Когда Мэри пишет в конце письма «С любовью», а затем зачеркивает, это не знак враждебности, это само разочарование и тоска, крик души, лишенной любви, откровенное, но неутоленное желание.

Президент и первая леди также очень заботились о собственном имидже, который складывается у народа. Вот фотография обоих супругов, но это жаба, составная фотка. Они всегда отказывались сниматься вместе, памятуя о большой разнице в росте. Президент шутливо отзывался о себе и жене как о «верзиле и коротышке».

Их любовная история возвращается на круги своя самым что ни на есть трагическим образом: после Гражданской войны, после гибели Линкольна Мэри Тодд блуждает по Европе, возвращается в Соединенные Штаты, на ее руках умирает от плеврита сын Тэд (двое других, и особенно душераздирающе — любимец семьи Вилли, умерли раньше), ее предают суду за безумие по настоянию теперь единственного сына, а когда-то — «мамочкина сыночка» Роберта, который мечтает упечь «маменьку» в сумасшедший дом.

В ужасе и страхе — за ней летят фурии, она едва избежала насильственной инкарцерации — бедная одинокая Мэри, тревожно озираясь по сторонам, подходит к родному дому в Спрингфилде, где она вышла замуж, где спит только на одной половине кровати, оставляя место для своего возлюбленного мужа, и умирает, надев на палец свадебное кольцо с надписью изнутри «Любовь навеки».

Но это — будущее. Скорей обратно — в их текущую жизнь, в самую гущу их быта и времени.

Времена, со стороны житейских благ, были суровые. Холодная вода, любимый напиток Линкольна, считалась деликатесом. Удивительно, как много — даже по тем завышенным меркам домашних тягот — Мэри брала на себя.

Линкольны уже могли себе позволить нанять служанку, но Мэри плохо с ними уживалась и в основном домохозяйничала в одиночку. А в это же время ее сестры продолжали держать в услужении рабов и слуг. Мэри сама вычищала до блеска свой дом, выпекала свой собственный хлеб и заботилась о детях.