– Не стоило убирать со стола, я могла это сделать завтра.

– Надо же было чем-то заняться в ожидании, – со смехом возразил он.

Я села рядом с ним, допивая свое вино.

– Мне трудно поверить, что это правда и ее больше не будет…

Я откинулась на спинку дивана, Самюэль поднял руку, и я привалилась к нему. Он ласково погладил меня по голове.

– А я, Эрмина, не могу поверить в твое спокойствие…

– Я держусь, клянусь тебе. Я была к этому готова… как и все.

– Наверное, ты права, но я же понимаю, кем была для тебя Маша…

– Смерть Джо заставила меня повзрослеть… Не обещаю, что потом не сработает эффект бумеранга, но… пока приступ отчаяния мне не грозит.

Он тяжело вздохнул, явно сомневаясь в искренности моих слов – хотя они таковыми были или, по крайней мере, мне хотелось так думать, – а я выпрямилась, сообразив, насколько тесно прижалась к нему, однако отодвигаться не стала.

– Самюэль, посмотри на меня.

После секундной паузы он подчинился.

– Ты должен мне верить, прошу тебя…

Он кивнул.

– И… перестань беспокоиться обо мне. Я большая девочка… Я вовсе не та, какой была раньше… И я не хочу, чтобы из-за меня ты запрещал себе жить… Мы и так уже принесли друг другу достаточно страданий, ты не находишь?

Он отвел глаза, протянул руку к моему лбу, убрал за ухо прядь волос, всячески стараясь уйти от разговора.

– Себя не переделаешь… И я боюсь, что…

– Чего ты боишься?

Он снова внимательно всмотрелся в меня:

– Да ничего… мне просто кажется, что в последнее время мы слишком часто оказываемся вместе.

Получается, мы оба пришли к такому выводу, но не могли при этом оторваться друг от друга.

– Я тоже так считаю. Мы ворошим прошлое и…

Он обнял меня крепче, наши лица опасно сблизились.

– А мы не должны, ты это хочешь до меня донести? – еле слышно спросил он.

– Не должны, – прошептала я неубежденно и неубедительно.

Его дыхание, как и мое, ускорилось. Я была растеряна: я не должна быть в объятиях Самюэля, Маша умерла, и я чувствую себя бесконечно одинокой. Все смешалось в моем мозгу и в моем теле: горе, тоска, страх и желание. На лице Самюэля отражалась борьба, которую он вел с самим собой. Ни разу за два года нас так не заносило, ни разу мы не доходили до точки невозврата. Мы настолько отдалились друг от друга, что я не помнила, когда мы в последний раз занимались любовью и даже когда я в последний раз его хотела. Так почему сейчас?

– Сегодня вечером все по-другому, – с трудом выговорила я.

Его ладонь скользнула вдоль моей спины, легла на затылок, я зажмурилась и запрокинула голову. Еще через мгновение его губы впились в мою шею.

– Дети спят?

Вместо ответа я просунула ладони под его футболку. Он взял меня на руки и понес через всю маслобойню в спальню. Осторожно опустив меня на кровать, он лег сверху, но я не ощутила его веса, потому что Самюэль все помнил. Он заглянул мне в лицо, как будто в последний раз спрашивая разрешения. Он всегда соблюдал массу предосторожностей.

– Поцелуй меня, Самюэль, пожалуйста, поцелуй меня.

Наши губы встретились, и я вспомнила их вкус – вкус губ, которые открыли мне, что я женщина. До него меня никогда не целовали как женщину, а только как предмет. До Самюэля ни желание, ни наслаждение не были мне знакомы. Я была куклой, позволявшей попользоваться своим телом. Самюэль приручил его – с любовью, терпеливо, не осуждая, отказываясь от собственного удовольствия. Иногда он так злился на себя за неумение примирить меня с моим телом, что мне хотелось расстаться с мужем, чтобы мое прошлое не заставляло его страдать, мешая его счастью и благополучию. Но Самюэль не сдался. А ведь когда я призналась ему, что расплачивалась собой за еду или безопасный ночлег и что тяжесть других мужчин навсегда оставила отпечаток на моем теле, можно было предположить, что он с отвращением сбежит подальше от такой женщины. Но он выстоял, он верил, что наша любовь победит моих демонов.

Поэтому когда, отодвинув в тень смерть Маши, на меня нахлынуло наслаждение, я вспомнила первый в своей жизни оргазм, подаренный Самюэлем: я тогда заплакала, а он объявил, что любит меня. Сегодня вечером никаких признаний, как и безграничного счастья, не было. Только невыразимая печаль и сожаление, что поддалась своей жажде нежности.

Мне хотелось еще ненадолго остаться в непроницаемом коконе блаженства: дети спят глубоким сном, мне пока удается не подпускать к себе горе и страх перед будущим, я подремываю, прильнув к телу Самюэля, знакомому, как мое собственное, но мне уже не принадлежащему.

– И что теперь будет с «Дачей»? – нарушил он молчание. – Как Маша и Джо распорядились насчет тебя и всех остальных?

Моя иллюзорная безмятежность разлетелась вдребезги. Как он посмел? Почему не дает мне перевести дух? Лишает даже намека на спокойствие, пусть и мнимое? Все мое существо взбунтовалось, но я стерпела, нельзя было взорваться, заорать, нельзя, чтобы дети слышали наш скандал, присутствовали при нем. Как я могла позволить себе заняться с ним любовью? Слишком много нехороших воспоминаний, слишком много горечи сразу всплывало, а это мне сейчас совсем ни к чему. Я медленно высвободилась из его объятий, я больше не хотела прикасаться к нему. Он все правильно истолковал и не пытался меня удержать. Я выбралась из постели, обхватила себя руками, чтобы не стоять перед ним обнаженной, открыла шкаф, достала шорты и майку и натянула их, заставляя себя дышать как можно размереннее. Я услышала, как он саркастично фыркнул.

– Ну блин, – пробормотал он.

Я развернулась: не побоюсь же я, в самом деле, дать ему отпор. Он отшвырнул простыню и подушки и стал не спеша одеваться. Я его достаточно хорошо знала, чтобы догадаться, что он тоже старается успокоиться. А потом он с негодованием уставился на меня:

– Тебе ничего не известно! Ты ни о чем не спрашивала, ты упустила время! А теперь они оба умерли! Черт побери, Эрмина!

– Замолчи!

Нельзя было допустить, чтобы он разбудил Алекса и Роми, но главное, не могло быть и речи о том, чтобы выслушивать его тирады, слишком хорошо мне знакомые.

– Как я могу успокоиться? Я тебя предупреждал, а ты отказывалась прислушаться! Вот уже двадцать лет тебя используют, этот чертов отель, который даже не принадлежит тебе, вытягивает из тебя все соки! Нужно было свалить уже давным-давно!

– Я никогда отсюда не уеду!

– До тебя так и не дошло, что тебе тут нечего ловить! Как они могли так с тобой поступить?! Воспользовались твоей беззащитностью, тем, что ты, жалкая, потерянная сирота, появилась у них как раз тогда, когда была им нужна!

Он как будто на мгновение отвлекся на некое воспоминание, о котором я даже не подозревала. Но быстро спохватился, вперив в меня агрессивный взгляд.