За несколько лет до описываемых событий друзья моих родителей, Роуз и Энди, приняли скоропалительное решение – бросить педагогическую работу, купить фургон и зажить удивительной кочевой жизнью. Их мечта родилась и почти сразу умерла именно в Стоу: здесь у Роуз и Энди украли обожаемого лабрадора, а сами они провели бессонную ночь: под окнами фургона разразился громкий скандал, который к утру перешел в полномасштабную битву на топорах.

Сам я ничего такого в Стоу не видел. Правда, кое-что произошло и со мной: двое пятнадцатилетних ребят с грубой, обветренной кожей спросили у меня, как я дерусь. Этот вопрос я не задавал себе лет с тринадцати. Пришлось ответить: я, мол, не в форме, поскольку пару лет назад умер мой личный тренер, Большой Ронни. Мальчишки ехидно переглянулись и стали высмеивать мою прическу. Я решил было оскорбиться, однако заметил мужчину с живым цыпленком в кармане и обо всем забыл.

Хотел бы я вот так же спокойно расхаживать повсюду с цыпленком в кармане, но этому не бывать. Мне всегда очень страшно наступить на снующих под ногами цыплят, поэтому я просто не в силах беззаботно сунуть их в карман. Видимо, по той же причине мне никогда не выработать в себе качеств, необходимых для управления лошадью. Конечно, далеко не все коневоды столь бесчувственны, как торговцы на ярмарке в Стоу. Однако есть все же в любителях лошадей определенная черствость. Мне таким не стать. Я сужу по людям, с которыми довелось работать Ди в саффолкском приюте для лошадей «Счастливые копыта». Сотрудники приюта изо дня в день выхаживали лошадей, пострадавших в результате жесточайшего обращения. Тем не менее эти ребята совсем не были склонны к сантиментам, всегда могли трезво оценить поведение любого своего подопечного и заявить: «Вы уж простите, но конь – паскудник».

Лошадиные спасатели вызывают у меня безмерное восхищение. Я тоже хотел бы быть храбрым и самоотверженным, делать благородное дело. Но я не такой и в их компании теряюсь. Подтверждение тому – наш ужин вместе с восемью коллегами жены в 2007 году. Почти весь вечер я прекрасно поддерживал беседу, но вот речь зашла о больных конских пенисах, и земля уплыла у меня из-под ног. Тем не менее я был рад за Ди, которой очень нравилась новая работа, и испытывал благодарность за возможность полюбоваться лошадьми с безопасного расстояния. Я даже сделал подборку «лошадиных» песен. По утрам я вез Ди в приют, и мы слушали «Chestnut Mare» группы «The Byrds», «Plains of Kildare» Пола Брейди и Энди Ирвина или «Put Your Money on a Pony» в исполнении «Forever More». Иногда я останавливал машину и под эту музыку наблюдал за обитателями «Счастливых копыт».

Меня, например, приводил в восторг Барни – низкорослый, невероятно угрюмый пони-толстячок, которого в дни открытых дверей наряжали в фирменную футболку «Счастливых копыт». Как-то, наблюдая за ним, я включил радио и поймал себя на том, что под аккомпанемент «Smoke on the Water» группы «Deep Purple» напеваю собственные слова:

Я, конечно, думал о лошадях много, но Ди – значительно больше. Мы давно, уже несколько месяцев, не катались верхом вместе. Ди здорово управляла лошадьми еще на самых первых наших конных прогулках. С тех пор благодаря урокам верховой езды ее мастерство возросло стократно. Мне за ней было не угнаться.

– Останови машину! – кричала вдруг жена.

Мы как раз проезжали поле, на котором паслись два гнедых мерина. Ди хватала телефон, набирала номер «Счастливых копыт».

– В конце того поля что, крестовник растет? Кошмар какой! Они же отравятся.

Наш дом наводнили седла, сапоги для верховой езды, шлемы и даже какое-то любительское изображение белоснежного скакуна, написанное в семидесятые годы. Я понимал: Ди будет приятно, если я разделю ее увлечение. Когда я медленно – еще медленнее, чем обычно, – вел машину по узким проселочным дорогам Норфолка или Саффолка, она завистливо поглядывала с пассажирского сиденья на всадников за окном.

Как-то Ди принесла домой два огромных тяжелых пакета.

– Держи, – протянула она мне один. – Отнеси, пожалуйста, в гостиную.

Я взял пакет и едва не оборвал себе руки.

– Господи, что там такое? Лошадиные черепа?

– Ага. Дейву нужны.

Другого бы супруга такой ответ жены, наверное, насторожил бы. Но я не удивился, ведь семью Ди я знал уже давно. Отец Ди дарил нам с ней ко дню рождения очень странные изделия, сотворенные неким загадочным существом по имени День Рожденный Змей. Никто не знал, где этот змей обитает и как выглядит. Одно было несомненно: с головой у него сильно не в порядке. На мой последний день рождения он прислал коробку для скрепок, сделанную в семидесятые годы. В ней лежал кусок прозрачного мыла, внутри которого размещалась дюжина крошечных пластмассовых солдатиков. Еще раньше тесть мне подарил: плотную бумажную упаковку от штанов «Маркс энд Спенсер», украшенную зловещим чертежом; раскуроченную пудреницу без пудры, зато с вклеенной миниатюрной лесной просекой; и запертую коробку для сигар – ее содержимое так и осталось тайной, но вряд ли внутри были сигары. Лучший друг моего тестя, художник Дейв, полностью разделял (а может, и вдохновлял) жуткое увлечение Змея. В свой недавний визит к нам Дейв вдруг воспылал нежной любовью к соломенной фигурке, купленной мною в садовом центре Сваффхема. Словом, меня ничуть не удивила новость, что Дейв надумал рисовать мертвые лошадиные головы.

– Они же завоняют, – наморщил я нос.

– Нет-нет. Все предусмотрено. Их прокипятили, простерилизовали. Сотрудница «Мертвого амбара» в этом поклялась.

– «Мертвого амбара»?

– Да, там держат мертвых лошадей. Чтобы забрать эти головы, мне пришлось перелезть через нескольких бездыханных осликов.

Ди – поразительная женщина, слабонервной ее точно не назовешь. Она обожает судебную документалистику, фильмы про суровые больничные будни и литературу о серийных убийцах. Тем не менее ее самообладание меня потрясло. Если бы меня запустили в огромный амбар, забитый мертвыми лошадьми, ослами и пони, я бы не выдержал и при первой же возможности разболтал об этом своему самому близкому человеку – причем в красках и с придыханием. Перед соблазном немедленно позвонить я бы, возможно, устоял, но вот эсэмэс наверняка бы отправил. «Вокруг меня полным-полно лошадиных фрагментов!» или «О боже! Я чуть не споткнулся о полуразложившегося осла!». Но для Ди это была лишь рутинная работа на пути становления закаленной лошадницы. Неужели такое происходит со всеми, кто слишком часто разглядывает больные конские пенисы?

– Если хочешь, отнеси пока черепа в кабину, – сказала жена.

Самолетной кабиной предыдущие хозяева дома называли стеклянную комнату наверху. Название прижилось и у нас. В кабине зимой было очень холодно, а летом – очень жарко, и коты туда не совались. Не стоило, конечно, оставлять там черепа надолго, но припрятать на время – в самый раз. Может, на этих конях уже и не было… конины, как утверждала Ди, но не мясом единым. Прошлой ночью, например, Пабло с Джанетом замечательно повеселились с куриной тушкой, которую я недальновидно оставил на разделочной тумбе. Они устроили ей загробную прогулку: сменяя друг друга в порядке очереди, провели экскурсию по гостиной, обеим ванным и моему кабинету.