Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты стала женщиной. Дерзкой. Смелой. Самобытной. Осознанной. Чувственной. Ушли робость и незрелость, инфантилизм.
Мы любим своих детей. Родительство стоит даже той высокой цены, которую мы за эту любовь платим. Мы сами решили родить. И сами делаем выбор — отпустить.
Когда мы отпускаем, нам предстоит простить и проститься. Простить себе свои ошибки. Попросить прощения. Простить боль, причиненную нам. Отдать честь общему времени. Пригласить, впустить и, главное, дождаться, когда дочь встанет на пьедестал женственности[4]. Проститься в старых ролях и встретиться на равных в новых. И не давать себе и другому права подменять понятия женственности и жертвенности.
Вопросы для размышления
Что для вас женственность?
Что вы вкладываете в понятие мужественности?
Что для вас жертвенность?
Ребенок-тиран
Я много пишу о родителях и детях, о воспитании, об основах и законах детской психики. Давайте сегодня перевернем лист. Давайте поговорим про детей-тиранов, которые изощренно используют все уловки своей и нашей психики.
Дети, которых мы так любили, вырастают. Они учатся нас использовать, они знают все наши скрытые страхи, умеют держать нас в напряжении и манипулировать нашим восприятием.
Тут же подключается не только накопленная годами усталость, но и тупое безразличие. Я думаю, самое ужасное, что мы можем испытывать по отношению к своим детям, — это два чувства.
1. Безразличие.
2. Презрение.
Они вам знакомы?
Я помню, когда первый раз в жизни испытала их.
Мыслить я научилась на русском, чувствовать — на немецком. Такая вот особенность моей биографии. Так вот, первый раз Verachtung (презрение) я испытала в 30 лет. Причем я не отрицаю, что уже испытывала это чувство, но не знала его названия. И самое интересное, что меня это тогда повергло в ступор: как я могу презирать?
Я — и презирать? Нет. Не может быть.
Презрение для меня было конечной станцией. Депо. Всё. Дальше уже ничего.
Я помню те слезы. И ту ярость. И тот гнев на себя. Я не разрешала себе этого чувства по отношению к другим. С моим психотерапевтом мы тогда выяснили, что я презираю себя, — так себе осознание, но с ним было легче жить. Потому что тогда моя модель была «делать за свой счет, позволять другим делать что-то за мой счет».
Что после этого может родиться? Ничего. Презрение к себе — это начало разбора своей биографии: за что? В результате чего? Зачем я презираю себя? И последнее — кого в себе я презираю?
Принятие. Цельность. Новая идентичность. Самоценность. Интеграция своего опыта. Обретение себя. Это были цели тогда.
Я научилась презирать других. Это было в тридцать, как я уже сказала. Ситуация в моей жизни, которая перевернула многое. И освободила.
Сейчас у меня есть только нежность и благодарность к тому человеку, которого я тогда презирала. Я знаю, что значила в его судьбе и какую важную роль сыграл он в моей жизни. Это сейчас. Тогда меня рвало на куски, которые никак не складывались ни в какую картинку.
Презрение к собственному ребенку — табу. Я всегда была революционером, и я всегда рву табу, всегда. Многие боятся чувства презрения. Многие связывают это с личным провалом как родителя. С чувством стыда. С признанием собственной несостоятельности.
Дети не любят нас, потому что они еще не знают разницы между привязанностью, зависимостью, нуждой и искренним чувством. Дети используют нас, и мы позволяем им это делать. Часто за презрением к детям стоит презрение к себе, потому что это мы позволяем так с собой обращаться. Это мы поступаемся своими принципами. Не потому, что дети зависят от нас, а потому, что в тот момент, когда ребенок приходит в этот мир, мы зависим от него, от того, кто сам еще не понимает ничего в жизни. Но вся наша жизнь, город, в котором мы живем, экология, наличие инфраструктуры и наш доход — это прямая корреляция с тем, что у нас есть ребенок.
Признать это — мастерство короля. Это всегда эмоционально сложно — признать, что вы жили бы иначе, не будь у вас ребенка.
Но есть дети-тираны, они всегда дают нам пищу для размышлений. Наши дети — наш вызов. Оттачивать свое мастерство в выстраивании близости и дистанции на том уровне, о котором я сейчас говорю, возможно только при наличии собственных детей. Никакая другая ситуация в жизни не столкнет вас так с вами самими.
Ребенок-тиран — это лишь метафора. Мы сами даем своим детям власть. Очень много власти над нами.
Зачем мы даем им эту власть? Для того, чтобы легализовать разрыв ментальной пуповины: как принять свое отделение от роли матери или отца, так и подарить свободу ребенку выйти из роли дочери/сына в роль женщины/мужчины.
Вы хотите, чтобы дети вас любили, — принимайте вызов. Вас будет хотя бы за что уважать. Любовь — уже следующая ступень, и до нее не все из нас дойдут.
Безусловная любовь
В юности я очень верила в концепт безусловной любви. Причем в научной литературе всегда очень четко говорилось про материнскую безусловную любовь, и это подтверждали авторитетные источники (в моем детстве это были родители). Но при этом ни слова не упоминалось про отцовскую. Вот ее-то как будто надо было еще заслужить.
Со временем, чем больше я погружалась в работу психотерапевта, личную терапию и материнство, годам к тридцати, у меня появилась твердая уверенность, что происходит подмена понятий.
Материнский инстинкт заменяют словами «безусловная любовь», как будто задача матери дать безопасность тождественна задаче любить. Сразу скажу: задача отца — дать защиту. И защищает отец хотя бы из принципа — «это мой ребенок».
Но ведь мой — это уже условие.
По мере узнавания материнства
