Многие воспитывают ребенка — дочь, сына. Воспитывают как мать, как отец.

Это все роли. Это путь в никуда. Бездна. Там, в конце туннеля, — не свет, а луч от наезжающего на вас поезда. Еще более жестоко, когда дети (невыросшие и незрелые взрослые) воспитывают своих детей. Тогда выбора особо нет. Кто-то должен становиться взрослым, и дети часто перенимают за своих родителей родительскую роль: заботятся о них, делают их счастливыми, боятся разочаровать и побеспокоить. И так и не умеют заботиться о себе.

Из ребенка, которого воспитывают двое детей (еще вопрос, каковы коммуникация и отношения между ними), вырастет человек, лишь кажущийся нормально функционирующим.

Кажущийся.

Нормально.

Функционирующим.

Человек.

Он будет уметь жить в иллюзии отношений и будет способен функционировать. И будет человеком. Это первый этап.

Человек.

Индивидуум (знаю, что я отличаюсь от других людей, и знаю чем).

Личность.

Л

И

Ч

Н

О

С

Т

Ь

Нужно воспитать свободную личность, знающую свои слабые и сильные стороны. Умеющую обращаться с фрустрацией, обидами, болью, горем, радостью. Личность, которая в состоянии принимать свои успехи и провалы. Которая адекватно регулирует близость и дистанцию внутри себя и снаружи.

А личность может воспитать только личность. Все остальное будет или «вот какой у нас Стёпа молодец, послушный мальчик» или «а вон Ленка у соседей уже сама давно знает, чего хочет от жизни, а ты так и не знаешь, кем хочешь стать».

Кем может хотеть стать душа, пришедшая в этот мир?

В немецком есть очень мною любимая поговорка: «У меня был плохой учитель, и это была хорошая школа». Если мы как родители не допускаем ошибок, то не даем возможности нашим детям понять, что в плохие времена нужна надежда. Только не всегда надо быть плохим родителем, чтобы ребенок с вашей поддержкой и помощью научился жить так, как он хочет.

Можно быть примером того, как проживать свою жизнь: жить, творить, мечтать, чувствовать, реализовываться, быть собой, верить в себя. Это чрезвычайно ценно для ребенка — видеть, что его окружают личности, принимающие решения. Несущие ответственность. Наслаждающиеся жизнью. Сомневающиеся. Живые. Не надо обеспечивать плохо выполненной ролью родителя рабочие места для психотерапевтов. Нам и так есть что разгребать. И куда интереснее не только копаться в травме, которую пациент несет перед собой, как трон, всю жизнь, но и говорить о сути, о смысле. О глубине. Обсуждать путь, жизнь, ресурсы.

Прыжок в материнство

Становиться матерью — это процесс. Можно подготовиться к родам, но невозможно подготовиться к появлению ребенка. Очень часто первые полтора-два года материнство сопровождается чувством одиночества, выгоранием, когда у женщины нет сил участвовать в соревновании за титул лучшей матери. Это состояние известно как послеродовая депрессия.

Давайте подробно рассмотрим оба понятия: «послеродовая» и «депрессия».

1. Симбиоз трансформировался. Если раньше ребенок был внутри и у меня имелся полный контроль надо всем, что с ним происходит, то теперь он снаружи, и контроль потерян.

Ребенок — отдельный организм, душа, личность, которая неспособна выжить в одиночку. Единственный взрослый рядом — мама. Она настраивает все антенны на мимику, движение, признаки жизни, дыхание, обменные процессы ребенка. То есть сирена внутри — в рабочем режиме. Круглосуточно. Всегда. Навсегда.

Осознание, что это навсегда, приходит в первые часы после родов.

И дальше запускаются определенные процессы.

Я забочусь о выживании младенца, а кто позаботится обо мне (помним, что отец вплавь за моторной лодкой, где сидят мать с младенцем, никогда не поспеет, что бы ни делал, как бы ни старался).

Если не я, то никто. Речь идет об ожиданиях социума, о конкуренции с собственными родителями, о страхах потерять ребенка, отношения, саму себя.

Ощущение абсолютной беспомощности и собственной власти — конфликт интересов еще похлеще, чем «кого любишь больше: маму или папу».

2. Депрессия матери — запрещается проявление каких-либо негативных чувств по отношению к младенцу.

Гнев, зависть, ревность, желание оттолкнуть, потребность в тишине. Агрессивные импульсы подавляются. Смотри пункт первый — страх не выжить и не дать ребенку условия для выживания.

Непрожитые эмоции — катализатор. Я направляю агрессию на себя, усиливаю гневом осознание, что мне это нельзя. Нельзя злиться на ребенка — злюсь на себя.

Спираль закручивается так, что выйти из нее адекватно уже невозможно.

Роли «любящая мать» и «улыбчивый младенец» разыгрываются для внешнего мира. Внутри же происходят срывы, наблюдается желание заткнуть уши, уйти, оставить младенца, ударить себя, стену, ребенка. Орать, когда орет он, а не успокаивать. Оттолкнуть, когда он плачет, а не утешить. Выспаться. Отдышаться. Хоть на мгновение.

Но тут же накрывает чувство вины: ты плохая мать, ты ничтожество, все могут, а ты нет.

Вина запускает желание уничтожить себя, чтобы не навредить ребенку.

Выход?

Признать агрессивность и ее масштаб.

Психология развития и семьи был моим любимым предметом в университете. Я видела законы, по которым развивается наша психика, с жадностью поглощала книги по развитию и становлению личности. Знала все о мотивах, мотивации и ценностях, лежащих в основе здорового воспитания детей, натыкалась на вау-эффекты, сталкивалась с болезненным осознанием того, как это было у меня.

Мне все казалось прозрачным и понятным. До появления собственного ребенка.

В тот момент мир перевернулся, я перепрыгнула через пропасть и стала мамой. Было у вас такое? Сначала меня волновали тривиальные вещи. Ребенок дышит? Спит? Ест? Растет? Набирает ли вес по норме? Хватает ли молока? Нет ли аллергии? Какает зеленым? Запор? Понос? Температура? Зубки? Я хотела быть компетентной и чувствовать себя уверенной. Но как? Мне не хватало сна, и я жила в абсолютном информационном вакууме. Через полгода пришли злость, раздражительность, усталость, эмоциональная заторможенность.

Разговоры об этом были табу. Мир вокруг считал, что я счастлива до невозможности. Роль идеальной жены: «первое-второе-третье» и компот, радоваться жизни и задумываться о втором ребенке. Об этом меня не спрашивал только немой. «Ну что? Когда за вторым? Пора уже, не с кем будет младшенькой играть».

Помню, как на детских площадках я прикрывалась журналом Times, отпугивая других мамочек и посылая всем сигнал «оставьте меня в покое, мне неинтересно, чем какает ваш малыш, совсем неинтересно».

Когда ребенку исполнилось два года, я сдалась и сказала, что больше не могу. Мои недовольство жизнью, нетерпимость и агрессивность достигли апогея. Я больше ничего не могла дать своему ребенку. Я выгорела. Полностью.

Я готова была идти работать на языке, который не знала, кричать в «Макдоналдсе»: «Свободная касса!» — только не находиться больше в четырех стенах и не чувствовать эту агрессию.

Я скучала по себе