Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посредничество Сигизмунда Герберштейна с целью примирить обе стороны и направить русско-литовскую политику в антиосманское русло потерпело неудачу. Имперский посол отметил: «После того как войско польского короля ничего не добилось под Опочкой, — а рассчитывалось, что если эта крепость будет захвачена, то можно будет достичь более выгодного мира, — великий князь сделался высокомерен (hochmuetig), не захотел принять мира на равных (условиях) (gleichmaessiger Frydstand), так что литовцы вынуждены были уехать ни с чем»[230].
Нельзя не признать, что в целом кампания 1517 г. была для России успешной, несмотря на ее оборонительный характер. Противник с большими для него потерями был отброшен на всех направлениях. Оправдала в условиях войны на два фронта и выбранная тактика — основные силы были передислоцированы на отражение крымской угрозы, а защита северо-западных рубежей строилась по принципу «плацдармы повсюду» — систему оборонительных острогов и мобильные конные отряды.
В то же время нельзя не признать, что фаза активных боевых действий, с привлечением большого количества конных и пеших воинов, пошла на спад. Россия, осознав возникшую угрозу со стороны Крыма, активно поворачивала свои силы на юг, и в 1521–1522 гг. это противостояние вылилось в полномасштабную войну.
Ни литовские, ни русские войска в течение 1515–1517 гг. так и не взяли ни одной крепости. Обе стороны, ведя непрерывные войны, существенно выдохлись. Но и надежды на перемирие в условиях наступающего 1518 г. не было.
После неудачно проведенного наступления на псковские пригороды состояние литовской казны («скарба») оставляло желать лучшего. Великий князь Литовский в поисках денег по-прежнему закладывает имения. По неполным сведениям Литовской метрики, за весь 1518 г., с января по декабрь, у панов и князей под залог имений и земель было взято ок. 11 000 коп грошей[231] — с учетом отрывочности сведений сумма отнюдь не маленькая!
В течение первой половины 1518 г. в приграничье происходили периодические стычки. Набеги на сопредельные территории, захваты полона зерна и скота были частыми явлениями в порубежных землях. После кампании 1517 г. появился шанс нанести ответный удар с помощью сохраненных и накопленных сил. Василий III стал планировать большой поход, имевший за собой несколько целей. Во-первых, необходимо было продемонстрировать своим потенциальным союзникам — верховному магистру Ордена и датскому королю — решимость воевать «с нашими недругами». Во-вторых, успех нового похода мог склонить крымского хана на свою сторону. В-третьих, с надеждой на успех можно было бы попробовать захватить у Литвы еще одну крупную крепость — Полоцк. В-четвертых, после подписания союзного договора с Тевтонским Орденом появилась призрачная надежда на совместные боевые действия против Сигизмунда.
Однако тевтонское посольство гофмаршала М. фон Рабенштайна в Москву не было удачным. Фон Рабенштайн точь-вточь повторил изложенные в грамоте от 25 января 1517 г. просьбы о выделении средств на 10 тысяч пеших и 2 тысячи конных. Но на встрече с боярами его ждал ответ, впоследствии ставший традиционным для русских дипломатов на переговорах 1518–1520 гг.: всю необходимую «помочь своею казною» великий магистр получит только тогда, когда захватит у короля прусские крепости, «да пойдет к Кракову»[232]. Дьяк Меньшой Пригожин заявил Мельхиору, что скоро начнутся боевые действия и русские воеводы стоят уже на приграничье у Великих Лук и Опочки, а войско Сигизмунда собирается в Полоцке. Однако Рабенштайн дал понять, что не уполномочен вести переговоры о совместных боевых действиях. В итоге он был отпущен из Москвы в Псков без государевых подарков, что свидетельствовало о недовольстве миссией гофмаршала.
Ситуацию удалось исправить Дитриху фон Шонбергу (посольство в марте — апреле 1518 г.), добившемуся согласия Василия III на предоставление финансовой помощи на наем 1000 пехотинцев. Государь согласился, вопреки соглашению, предоставить небольшую финансовую помощь до начала боевых действий против Польши.
Немаловажная деталь: на европейской арене великий магистр Альбрехт Бранденбургский выступал сторонником французского короля Франциска I, которого склонял к союзу с Московией. Не иначе как по совету Дитриха фон Шонберга Василий Иванович направил послания герцогу Эрику I Брауншвейг Каленбергу и «королю галлийскому» Франциску I с просьбой посодействовать в финансировании военной операции Ордена. В частности, последнему он писал [цит. по оригиналу послания — в Тайном государственном архиве Прусского культурного наследия]: «Наияснеишому и светлейшому великому королю Галлийскому. Присылал к нам Олбрехт, маркрабией Браиденборский высокий маистр, князь Пруский бити челом о том, чтобы нам тебе то изъявити как мы его жалуем, и мы тебе о том ведмо даем сею нашею грамотою, что мы маистра жалуем, и за него, и за его землю стоим»[233]. Нельзя не обратить внимания на то, что в послании не указан ни правильный титул, ни даже имя короля Франциска. Это свидетельствует о том, что в Москве имели самые смутные сведения о Франции. Хотя послание московского государя не имело никаких последствий, тем не менее оно наглядно показывает политику Василия III в плане создания широкого европейского альянса.
Тем временем 13 марта 1518 г. папа Лев X торжественно провозгласил пятилетнее перемирие между христианскими государями[234]. Доминиканец Николай Шонберг, брат орденского посла Дитриха Шонберга, должен был с папской буллой о мире посетить Империю, Тевтонский Орден, Польшу, Литву и Россию и добиться расеm vel inducias (мира или перемирия)[235]. Но даже в Западной Европе мало кто внял воззваниям понтифика. А в Восточной Европе два непримиримых врага, Василий III и Сигизмунд I, продолжали боевые действия.
Когда переговоры при посредничестве имперского посла С. Герберштейна с литовскими дипломатами на фоне крупной неудачи К. Острожского провалились, государь Василий III был вновь готов «поиграть мускулами», чтобы показать, на чьей стороне находится военная инициатива.
Можно согласиться с историком В. В. Пенским, что фраза московской летописи («благословился у отца своего Варлама митрополита… хотя поити на свое дело на своего недруга Жихдимонта короля Полскаго») может свидетельствовать о первоначальном намерении государя идти самому в поход[236]. Но по какимто причинам Василий III отказался от намерения самому выдвинуться с ратью на Полоцк. В качестве причин отказа можно рассматривать существовавшие на тот момент серьезные логистические (сбор и организация крупного войска в условиях войны на два фронта), экономические (неурожаи 1517–1518 гг.) и военные (охрана южных рубежей) проблемы. Только спустя 45 лет его сын, Иван Васильевич Грозный, смог организовать один из самых крупных за весь XVI в. походов, закончившийся взятием Полоцка.