Когда визирь в очередной раз отдал долг требовательной природе, он вернулся в шатер, и началась выработка стратегем, которые, как есть основания полагать, были удачно подслушаны и своевременно сообщены д’Обюссону.

Так или иначе, османы готовились напасть, а великий магистр — их встретить. Наступало 9 июня 1480 года.

8

Еще ночью, используя попутный ветер, грек Алексис из Тарса, султанов флотоводец, повел свои корабли вокруг северо-восточной оконечности острова от гавани при холме Святого Стефана к башне Святого Николая — благо плыть было недолго.

Суда его флотилии были разномастные — большие корабли с мощной артиллерией, юркие галеры, ощетинившиеся пушчонками, а также плоскодонные барки. Враг знал, что бухта для высадки десанта на мол мелковата (с суши на него нельзя было проникнуть из-за укреплений иоаннитов), и плоскодонки подходили для этой цели как нельзя лучше.

За два часа до рассвета османы появились перед башней. Вопреки их ожиданиям, они не остались незамеченными. Из башни раздался пушечный выстрел, потом другой. Их огонь высветил неверные силуэты кораблей, орденские трубы задудели тревогу.

Изрыгнув проклятье, Алексис приказал:

— Раз заметили — и ладно! Покажем, кто идет!

На больших кораблях застучали барабаны и пронзительно затрубили трубы и рога, а орды захватчиков дружно кричали, сотрясая воздух:

— Керим Аллах, рахим Аллах![21] Гу-у-у-у-у!

— Янычары есть, — сухо сказал магистр Пьер сопровождавшим его на батарее рыцарям.

— Мизак серьезно подготовился к игре, — промолвил его брат. — Что же, тем хуже для него. С удовольствием раскрою топором его голову.

— Пусть немедленно выходят галеры и выводят брандеры. Пожжем их. Передайте франко-испанцам, чтоб были наготове во рву. А нам — дай Бог продержаться…

Под ураганным огнем христиан турецкие плоскодонки подошли к молу, и на него валом повалили оголтелые османы. "Интересно, — думал про себя д’Обюссон, — почему они решили сделать так — ведь немало их судов мы разбили ядрами. Значит, знали, что дно утыкано гвоздями…"

Правда, если кто сваливался с судна, тот сполна ощущал на своих ступнях железный посев крестоносцев, но таких было немного, да никто на них внимания и не обращал — было столько раненых и погибающих, что недосуг было разбирать, отчего орут.

Высадившиеся попали под сосредоточенный огонь защитников форта, орудий Коллакио и Кастелло и франкоиспанских аркебузиров, отважно ударивших в тыл врагу. Единственным спасением нападавших, как ни парадоксально, было взять форт, а для этого следовало лезть прямиком на рожон. Латиняне ведь защитили брешь новой батареей!

Иоанниты палили в упор, ядра, дроб и рубленый свинец разрывали человеческие тела, и несмотря на то что орудиям требовался отдых для охлаждения, интенсивность огня христиан не уменьшалась. Они вводили орудия в действие поочередно, а в интервалах, когда уже всем пушкам был нужен перерыв, шла усердная пальба из аркебуз и арбалетов.

Тем не менее волна за волной, все большее число врагов высаживалось на молу, сменяя убитых, и вот уж они несут лестницы, приставляют их к куче камней, преобразованной по мудрому замыслу д’Обюссона в бастион, и ордой муравьев лезут наверх с саблями в руках и кинжалами в зубах. Их поддерживают ружейным огнем тюфекчи и янычары, сбивая оборонявшихся.

Христиане длинными алебардами отталкивали приставные лестницы, некоторые кидали вниз огромные камни, крушившие деревянные ступени, а заодно и головы атаковавших. Женщины лили кипящее масло.

Однако и турки — надо отдать им должное — сражались упорно, ожесточенно, лезли на бастион с упорством фаталистов: дескать, на все воля Аллаха. Место падавших с лестниц занимали все новые и новые воины. Лучники засыпали осажденных градом стрел, а ловкачи из азапов кидали небольшие якоря-"кошки" на канатах. Если такой цеплялся за край каменной кладки и не падал, турки лезли наверх по канату. Если "кошка" цепляла защитника, его под улюлюканье стаскивали вниз и тут же разрубали на куски.

Но всего этого было мало — султановы корабли бомбардировали башню и выстроенный бастион с моря, разметывая защитников в кровавые клочья и круша камни. Бастион дал брешь, доблестные защитники заполнили ее своими мертвыми телами.

Великий магистр, как простой воин, бьется у бреши плечом к плечу вместе со своими воинами — словно вернулись дни его молодости, когда молодой дворянин сражался за освобождение своей Родины от английских захватчиков… Теперь золотые (точнее, конечно, позолоченные) доспехи магистра предательски выдают его в лучах восходящего солнца, но никто не видит, как струится кровь из его ран — малиновое одеяние с белым крестом для того и носится иоаннитами на протяжении веков, чтобы скрывать льющуюся кровь от врагов и друзей. Хвала Господу, раны не тяжелы, а латы хоть и пробиты стрелами, но стрелы не проникли своими жалами столь глубоко, чтобы старый рубака обращал на них внимание.

Падают рядом с магистром его верные рыцари. Ранен в ногу брат. Вот и отчаянному дель Каретто досталось. Но никто не покидает своего поста: только мертвым позволено прекратить бой…

Обеспокоенно посматривает магистр на турецкие корабли — сколько еще смертоносных ударов обрушат они на форт, прежде чем их атакуют орденские галеры и брандеры! Он велит подняться на верх башни и посмотреть, как там орденский флот — и ему говорят, что он уже прошел цепь и теперь осторожно пробирается по фарватеру среди затопленных ранее судов: еще чуть-чуть, и выйдет на простор — и тогда османы будут атакованы на море, будет легче! Весть же магистру приносит Элен.

— Ах, негодница, — шутливо говорит он ей, — что ж ты здесь, а? Плохо твой англичанин смотрит за тобой!

— Дядюшка, это я за ним слежу! Могла ли я его сюда спокойно отпустить? А для меня здесь не более опасно, чем в любом другом месте крепости! Смотри, как я научилась! — и мадемуазель де ла Тур выстрелом из своего миниатюрного ружья пробила грудь стрелку-янычару.

— Поосторожнее, моя девочка, — предостерегает ее магистр. — Не думай, что сможешь перестрелять их всех. Врагов очень много. Рубишь их, рубишь, а все новые лезут. Порой мне кажется, что это те же самые, и наши удары не достигают своей цели!

Снова удар османских ядер — не до болтовни, магистр серьезно велит Элен уходить. Та для видимости уходит, но затем возвращается на битву в другом месте, чуть подальше.

Теперь волею случая близ магистра оказался Лео Торнвилль. Он храбро бьется, но тут османское ядро ударяет совсем близко и взметает целый смертоносный фонтан больших и малых камней. Лео отброшен, упал навзничь, а когда вскочил, тряся контуженной головой, то увидел д’Обюссона, также отброшенного к