Федя возил почту третий год. Зимой в санях, летом в седле. Слева к седлу он приторачивал почтовую сумку с письмами и газетами, справа торчала какая-нибудь посылка. Что говорить, не очень-то надежный был почтальон! Иногда он отдавал письмо соседу, сосед передавал другому соседу. И письмо долго ходило по рукам, попадая куда нужно месяца через два. Не зря дедко Остахов, который жил на отшибе, в конце деревни, называл Федю «кульером».

Зато газеты и переводы Федя развозил очень тщательно. Верный сам знал, к какому дому нужно сворачивать. Федя, не слезая с седла, совал газету в скобу ворот и ехал дальше. Он частенько боялся слезать, потому что залезть обратно в седло иногда просто не мог. В седле же он сидел даже в такие дни очень прочно. Федя рассказывал: «Один раз ехал да кепку с головы обронил. Ох, думаю, не буду слезать, завтра все равно обратно поеду. На другой день гляжу: кепочка-то лежит. Никуда не девалась».

Все же однажды Верный притопал с почты без почтальона. Сумка, притороченная к седлу, держалась крепко, и Верный на всем пути во всех деревнях ни разу не ошибся. Он по очереди подходил ко всем домам, в которых выписывали газеты. Люди, которые были дома, выходили и брали из сумки нужную газету. Верный зашел даже к дедку Остахову – тот выписывал «Сельскую жизнь». Конь встал у остаховского крылечка и постоял ровно столько, сколько стоял всегда. Однако дедко Остахов не посмел без спросу взять из сумки газету. Верный постоял у крыльца и пошел дальше, а дедко глядел и качал головой, глядел и качал:

– До чего наука дошла!

Федя пришел домой только через два дня.

С почтальонов его сразу сняли и поставили в кладовщики. На Верном же стали возить с фермы навоз, но все равно еще долго Федю называли курьером.

Малька – это такая злющая собачонка, что хуже уже некуда. Сама маленькая, ножки что спички и очень кривые, а злости больше, чем у тигра. Она жила у одинокой пенсионерки Лидии. Бывало, к Лидии никто не ходил гулять, даже по праздникам. Собачка всегда облает гостя, а то еще и за ногу тяпнет. Прямо до крови. Лидия уже говорит с посетителем, уже, кажется, ясно, что злиться нельзя, а Малька все рычит и рычит. Откуда столько злости бралось?

Однажды я наблюдал за Верным. Он щипал на лужайке траву и никому не мешал. На спину ему села молодая галка и давай выщипывать шерсть. Я понял, что мерин как раз линяет. Галка поскакивала на конской спине взад и вперед. Верный даже не поднимал головы. Он усердно ел траву и только махал хвостом, словно подбадривал галку: «Дергай, дергай! Мне этой линялой шерсти нисколько не жалко». Галка набрала полный клюв шерсти и улетела. Верный лег и начал кататься по земле, дрыгая своими большими ногами. Копыта так и мелькали в воздухе. Видимо, спина сильно чесалась – с таким удовольствием катался мерин по травке.

И вдруг ни с того ни с сего – Малька.

С яростным, переходящим на визг лаем она бросилась на Верного. Верный вскочил на все свои четыре ноги. Он широко расставил передние ноги, наклонил голову и вытянул шею. Недоуменно замер. Что, мол, такое? Откуда столько шуму? А Малька наглела все больше и больше. Она подскакивала к самой морде коня и готова была в нее вцепиться.

Верный терпел, терпел да как фыркнет! Малька даже отлетела в сторону. Верный бросился за ней, она от него.

С того дня ему не стало от Мальки житья. Раньше Верный ходил пить воду когда захочется. Теперь стало совсем не то.

Дорога на речку шла мимо дома Лидии. Малька каждый раз бросалась и лаяла на него, но всегда держалась на безопасном расстоянии. Верный наверняка ее не боялся, но кому же приятно слушать заливистый лай и полусумасшедший визг? И мерин бежал под горку к воде, от греха подальше. Малька, видимо, принимала это за доказательство своей силы, она злобно преследовала его до середины спуска. Потом возвращалась к своему исходному рубежу и стихала. Верный, как мне казалось, без всякого аппетита пил воду, потом возвращался наверх, в деревню. И Малька опять яростно налетала на Верного.

Неизвестно, чем кончилось бы все это безобразие, если б дорога не просохла и через деревню не стали ходить машины. Малька неожиданно отступилась от Верного и начала с еще большей яростью преследовать автомобили. Особенно не любила она велосипеды и «газики».

Как-то зимой, по снегу, я пошел к Лидии за молоком и услышал, как в доме ругалась хозяйка.

«Что такое? – подумалось мне. – Кого это Лидия так честит?»

– Кривоногая! Шельма! – слышался за дверью голос Лидии. – Чего уши-то выставила? Ох, блудня! Ну, погоди! Не стыдно тебе в глаза-то глядеть, батявке? Не стыдно?!

Я вошел в комнату, Лидия поздоровалась со мной и продолжала ругаться:

– Ремень-то бы взять да и нахлестать! Либо совсем на волю выставить, бессовестную!

Оказывается, Лидия ругала Мальку. За то, что та принесла двух щенят. Малька с недоумением глядела в глаза хозяйке, виновато мотала хвостом и не понимала, за что ее так ругают. Я поглядел под лавку: там в старой шапке-ушанке беспомощно барахтались два крохотных кутенка. Малька едва не вцепилась мне в нос.

– Сиди! – осадила ее Лидия. – Сиди, никто не возьмет твоих шаромыжников! Кому они нужны…

Лидия ругала Мальку два дня, на третий сказала:

– Ладно, пускай живут.

Потом я слышал, что одного щененка забрал тракторист, который часто проезжал через деревню. Второго Лидия отнесла за реку в соседнюю деревню, а взамен принесла рыжего молодого кота. Не знаю уж, как отнеслась ко всему этому Малька – наверное, не очень-то ей было приятно. Лидия, во всяком случае, была довольна.

Деревня, где я жил, размещалась на горке, а на другой стороне засыпанной снегом речки, тоже на горке, стоит другая, соседняя деревня. Летом через речку ходили по лаве. Лава – это два стесанных бревна, перекинутых с одного берега на другой. Тропка на ту сторону оставалась прежняя, люди и зимой ходили по лаве, хотя можно было и по льду, напрямик. Я каждый день катался тут на лыжах. Однажды смотрю: по тропке из соседней заречной деревни бежит Малька. Одна-одинешенька. Бежит домой деловито, ни на что не оглядывается. Кривые ножки так и мелькают на белом снегу. На следующий день – опять. Я удивился: куда это она бегает? Да еще каждый день и всегда в одно и то же время. Спросил у Лидии:

– Куда это Малька каждый день бегает?

– Да кормить! – весело пояснила Лидия. – Изо дня в день так и бегает, ничем не остановить. Уж я ее ругала, и в избе запирала, все впустую. Только отвернешься – готово дело. Была – да нет, побежала кормить свое дитятко.