Хохол повернулся и сгреб ее в охапку, прижал к себе и задышал в волосы:

— Я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел пугать… руки в крови — как прикасаться-то к тебе?

— Глупости. Ты думаешь, я не понимаю? — Она развернулась в его руках и заглянула в лицо: — Я же тебя люблю, Женька. Любого люблю.

Он закрыл ей рот поцелуем, и они долго стояли так, опираясь на парапет. Мимо прошла стайка подростков, и кто-то прокомментировал:

— Во дают старперы — так засосались, аж не шевелятся!

Хохол аккуратно отодвинул Марину и сжал кулачищи, и пацанов, оценивших габариты и отличную спортивную форму «старпера», сдуло как ветром. Вслед им понесся хохот — это смеялась Марина, сползая по парапету на корточки:

— А ведь дети-то правы, Женька… что мы, как идиоты, посреди набережной целуемся?

— Где приспичило, там и целуемся, — буркнул он, подавая ей руку и помогая встать. — Буду я еще каждому сопляку отчитываться! Идем, холодно.

С реки вдруг действительно подул ветер, и по набережной заплясали огоньки от качающихся лампочек иллюминации. Обняв Марину за плечи, Хохол увлек ее в сторону длинной лестницы, ведущей на верхний ярус набережной, туда, где было разрешено автомобильное движение.

— Может, тачку поймаем? — предложил он. — Как ты на каблуках-то, давно же не ходила?

— Ничего, дойду, здесь не очень далеко.

…Они скрылись в подъезде и не видели момента, когда сидевший в припаркованной во дворе неприметной «Хонде» молодой парень вынул из кармана мобильный и позвонил кому-то:

— Все, они дома, полный порядок. Я сменяюсь утром. Отбой.

Сквозь дым и туман все напоминает горы весной;

после дождя все напоминает ясный день.

Что-то не удается разглядеть даже в ясную погоду.

Ямомото Цунэтомо, самурай

Как-то незаметно для окружающих и даже для себя самого Вова Суриков переместился из небольшого кабинетика в одном из автосалонов в большой кабинет, оборудованный специально для него в клубе «Матросская тишина» на том же этаже, где располагался и кабинет шефа. Вова расценил это как повышение, тем более что и зарплату ему существенно увеличили, и машину дали новую, с водителем, и в кабинет к Воронцову он теперь входил сразу, а не ждал в приемной. Единственный, кто никак не отреагировал на появление Вовы рядом с шефом, оказался одноглазый Леон. Вова долго не мог понять, кем же именно является здесь этот странный молчаливый мужик с изуродованным лицом и в вечных перчатках. Он был единственным, кто оставался в кабинете с шефом один на один, без свидетелей, тогда как даже главный бухгалтер всегда отчитывалась в присутствии этого самого Леона, не говоря уже об остальных. Леон приезжал отдельно, на своей машине, уезжал то вместе с хозяином, то один, и постоянно взбадривал охрану и ее начальника Марата. Вова удивлялся, как Марат терпит начальственный тон этого инвалида и почему позволяет тому говорить с собой свысока.

Пообвыкнув в новом кабинете и немного ближе сойдясь с обитателями «Матросской тишины», Вова узнал некоторые подробности прошлой жизни Леона и понял, что на всякий случай от него стоит держаться подальше и в открытые конфликты не вступать — контуженный взрывом человек непредсказуем. Однако Вова все чаще ловил на себе цепкий взгляд единственного глаза, и от этого взгляда ему почему-то всегда становилось не по себе — как будто он пудель, которого застали в хозяйской постели, куда ему категорически нельзя.

— Он только на меня так пялится, как будто у него вместо второго глаза рентген? — спросил Вова однажды у Марата, когда они в обеденный перерыв спустились в клуб, чтобы поесть.

Меланхоличный Марат пожал плечами:

— Не грузись, Вовчик. Леон мужик правильный, он по-пустому базар не затеет, так что расслабься. Он нас не трогает — мы его не трогаем, у каждого своя работа.

— Какой из него работник с одним глазом и без пальцев?

— Не советую проверять, — так же меланхолично ответил Марат, сосредотачиваясь на содержимом подноса с тарелками, вынесенного официанткой, — он и без пальцев может ухайдокать — не дай бог. Чечню прошел и школу телохранителей, рукопашным боем владеет, да и вообще… Потому его хозяин и не списал после ранения.

Вова размешал сметану в борще и снова аккуратно спросил:

— А скажи, Марат, Леон давно работает у Михал Георгиевича?

— Давно, — буркнул Марат не совсем довольно — он привык есть молча, а Вова то и дело вынуждал его нарушать это правило, — я пришел — он уже был. И это, Вовчик… давай поедим сперва, а потом в вопросы поиграем, хорошо?

Вова согласно кивнул и больше не посмел отвлекать Марата от трапезы. Закончив обед, они вышли на крыльцо покурить, и Вова решился на повторный штурм:

— Так, говоришь, давно Леон работает?

Марат затянулся дымом и кивнул:

— Сказал же — давно. До него другой кто-то был, но полег в разборках. Ты местный вообще?

— Местный.

— Наверное, тоже малой совсем был, когда тут дела творились.

— Так Леон вроде не намного нас с тобой старше.

— Да при чем Леон тут… Он в то время еще тоже под стол пешком бегал. А мне дядька рассказывал.

— А кто твой дядька?

— Торговый центр «Ритм» знаешь? На северной окраине, — спросил Марат, аккуратно стряхивая пепел в урну, и, когда Вова кивнул, продолжил: — Ну, теперь он дяде моему принадлежит, как раз в ходе тех разборок и отмутил он его на пару с корешем. От дел отошел давно, теперь честный бизнесмен, налоги платит, пятое-десятое… но в общак все равно отстегивает, хоть пока и некому.

Вова потряс головой, словно утрамбовывая полученную информацию:

— Погоди, Марат… я запутался совсем — дядя, «Ритм», общак, разборки… Такое ощущение, что я в девяностые попал.

— А ты думал, что в сказку, мальчик? — раздался сзади голос Ворона, и Вова едва не откусил кончик языка, захлопнув рот на полуслове. — Что за собеседование? А ты какого… ботало свое развязал? — грозно глянув на начальника охраны, спросил Мишка. — Тебя Леон для чего главным поставил? Чтобы ты с кем ни попадя откровения разводил? То, что он бумажки подмахивает, еще не сделало его своим, ты понял?

Марат склонил бритую голову и кивнул:

— Извините, Михал Георгиевич…

— «Извините»! — передразнил хозяин, впрочем, беззлобно. — С Леоном будешь разбираться. А ты, — обернулся он к Вове, — захочешь чего спросить — тоже к Леону, он ответит. И не вздумай мне тут шнырять, еще раз услышу, пеняй на себя.

— Я понял, Михал Георгиевич, не повторится больше…

Вова спешно ретировался в кабинет и засел там за бумаги, решив, что нужно быть аккуратнее в своем любопытстве, а Марат, проводив Ворона до машины, вернулся в клуб и вынул мобильный: